Деревня, баня, студент и местные девчонки

И вновь - студенчество, вновь романтические воспоминания, как посылали нас на "практику" в колхозы. Деревня старш. курс. Ну вот, стараешься, выдумываешь каламбуры, строишь загадки, что б читатель(ница) споткнулась и спросила - а я уж тут, на её вопрос, по своей "домашней заготовке" такое выдам ! -- нет, ни единого вопроса, ни единого комментария, литературная гостиная спит, одним словом. Для чего же я пальцы свои высосал до того, что они на клавиатуре меж букв застревают? Ладно. Народ голосует ногами, и голосование его вопиет: пиши ближе к телу ! Значит , пишем о делах телесных. Что привлекает мужчину к Женщине? Полагаете - её шарм, обаяние, шлейф дорогого парфюма... А что же тогда отталкивает мужчину от женского тела? Не ошибусь - фальшивое кокетство, манерное кривляние и, заранее, "выторговывание" условий, но больше всего "роняется до плинтуса" желание мужчины, когда под снятыми наконец тряпочками и ленточками , вместо естественного женского естества, тех запахов - возбуждающих всех всегда и везде - из сокровенных складочек ударяет волна .. парфюмерии . Это полный пи...ц всему. Значит будем говорить о естественном в естественных условиях. Что могло быть естественнее, чем условия жизни в СССР ? Старшие курсы Универа. Поздняя осень. Картошка. Народ ( студенты и преподаватели) погружены в вагоны и вывезены в поля . " На дальней станции сойду! Там грязь по пояс!" - из песни тех лет. Саянский район, село "Всходы", колхоз " Ленинский Путь", а может " Свет Ильича " - всё одинаково: вода в ручье под горой, там же и стирка, как умываться по утрам? - Воду из ведра в кружку, из кружки в рот, из рта в ладоши, ладошками размазать по лицу. Спать - в одежде, в перчатках, в носках, заправив штанины в носки, потому как - клопы. С рассветом на поля, хрустит первый ледок-снежок, сапоги тонут в жидкой земле, перерытой картофелекопалкой, идём поперёк поля цепью, выбираем картошку в вёдра. Рабыне Изауре не снилось. Темнеет, трактор, тележка, лежим поверх россыпи картошки, доезжаем до края поля. Пехом тащимся в деревню - км. около пяти. Ветер в лицо, сыплется "крупа" - мелкий снег. Все эти страсти-мордасти пишу для самооправдания моего последующего падения. Да, замёрз, жрать - хочу сил нет, стакнулся с местными, деревенским и насчёт погреться. Сложились, купили. В магазине - этого, по 2 руля 87 копеек - изобилие. Помните? Водка в СССР стоила: 2 руб. 87 копеек, столичная - 3 рубля 12 копеек, были ещё дешёвые Сучок, Зубровка, Перцовая. Мужские одекрлоны по 22 коп. флакон, 27 копеек флакон,- до Шипра по 1 руб. 20 коп. - полный шик и все понты! Масла там, сливочного, колбасы какой, - в магазине нет и в принципе быть не может, поскольку не бывает в колхозных магазинах холодильных агрегатов, а без холодильника какая колбаса ? Только то, что из стекла булькает. А народу ничего другого и не надо: Слава советской власти и коммунистической партии - Слава ! Миру - мир! В сенях какой-то хаты (за ветром и не капает) разливаем по полному стакану. Малюсенькая девчоночка в куфайке приносит горячей картошки, пристраивается к нам - ей пол стакана, ещё девчонки им по полстакана, ломаем картошку, где соль? Пока одеколон стекает из флаконов в стакан (два флакончика перевёрнутые втыкаются одновременно в стакан и оставляются для слива) началось - " а поговорить?" Дальше, в полной темноте и под дождём, иду по улице, еле выдирая сапоги из грязи, мотаюсь от забора до забора, от падения до падения, роняю и поднимаю двух девчонок, поддерживающих меня по бокам или опирающихся на меня) -- не могу ни вспомнить, не найти, куда идти. Пытаюсь что-то из высокой словесности рассказать спутницам: "Шагане ты моя, Шагане.." Девчонки препираются к кому меня тащить: - "Мамка дома, скажет, опять привела" - "Мой сегодня на току, может припереться." Голос (мой, что ли?): " Пошли все в .. баню!" - Точно, к Семёнихе, она в городе, а баню для Симки топили, вода там есть. -"Тихо, тихо только". Молчим, мне рот зажимая, протискиваемся сквозь мокрый бурьян, плетни, скатываемся - ниже, ниже - самый край села, баня. С меня снимается куфайка, сапоги, штаны ( только успеваю поразится: как это у них быстро-привычно получается !) В тепле ! Сухо! Уголёк раздули в печи, прутики, щепочки, дрова - трещат. Свет от печки, окошко заткнули нашими куфайками - и так высохнут, у печки - три пары сапог. С ногами забрались на полку, я на полу. Что у кого есть? Вспоминаю, что для знакомства стратил в магазине красненькую (10 руб., выставил - литр, значит - точно, во внутреннем кармане робы - третья - вот она - поллитра! И девчонки стырили по флакону - даже три, четыре одеколона .. Коктейль ! Яркое слово, раскрывается как хвост павлина! - Какая баня без стакана - нашлись стаканы! Печка разгорается, на верёвке дымятся паром одежды, всё больше умножаясь числом. Жестяным тазиком заслонили дверцу печки. - Ну, не подглядывать, а! - А у нас осталось ? Наливай ! - А мне хватит, - ну, по чуть - чуть ! Мерцание белых окружностей, прикасания . Весь хмель - слетел, а он - встал! Встал - это не то слово. Встал с головкой свёрнутой чуть набок, встал как штык, как клык ковша экскаватора .. - Тише, ну тише, ой, я же ещё маленькая, Ленка вон, иди к Ленке, ей замуж скоро, у неё уже всяко было, ой, Ленка , ну помоги - и-и-и . Ой, ну хватит, я не могу-у-у больше, Ленке оставь, ой, ой, ой - ой, ой - ой , - ой... . Баня перевернулась, потолок рухнул, Вселенная взорволась - я сполз на пол , девчонка, зажавшись руками, голышом из бани - в грязь, под дождь. -- Куда она? - Не бойсь, сейчас письку промоет - вернётся. - На речку? - Не, на огороде вода в бочке, я же тебе по спине стучала, ей нельзя ещё, у неё и парня-то нет, и в восьмой пойдёт, это меня сосватали, а ты наспускал, вот и женись теперь, как родит - к тебе приедет! Чувствую под рукой плечико, шейку, малюсенькую грудь, отблеск печки выхватывает сосок - то ли целую, то ли кусаю. Опять стоит. Захватываю губами второй сосок. - А правда, что городские девки друг друга в жопу целуют? Это уже голос из под меня, и отвечать уже нет возможности: всё моё сознание, все чувства там, где моя плоть бесконечно проталкивается как сквозь густое плотное масло, пока мои ятра, живот плотно не слипаются с худущим твёрдым её животиком, с её бёдрами .. Как на каком-то самодельном фото, поднимаю её ноги на свои плечи, наваливаюсь ещё глубже, кажется - до какого-то хруста, или это что-то раздавили? От движений шатается полка, падает тазик от печи, передо мной раскрытый рот, глаза - - целую рот, целую глаза, чувствую ногти впившиеся в мою спину. Движения. Рот что - то говорит: ничего не слышу. Только чувствую, как из глубины живота, от диафрагмы возникает волна, будто накатывает неудержимый чих, чих всем телом - а-а- а п-ч-хи!! !! Это не я, это мой конец разряжается там, подо мной, внутри. Разряжается до боли в головке, а отдачей, вверх, поднимается освобождение, радостный гимн и литавры ! Чувствую, как чьи-то ладошки гладят меня по спине - это вернулась убежавшая мыться девчонка, она уже обсохла и отогрелась в бане. Даю свободу Ленке - Ффу .. раздавил всю, а накончал-то - бля.я... ь! - Что выпить ничего? Всё сожрали б..ди? - Не, ещё флакошка есть! - Так ты сколько спи..дила? - Шесть штук! - Убьют ! - Не - а, там тётя Маша, у неё самогон. ничего не упомнят. Булькание одеколона, разведение его водой. - Мне не идёт .. - Нам больше достанется! Правда, Лен? Я отключаюсь под их оживлённый щебет. Успеваю спросить, чего Ленка к бочке не побежала, слышу в ответ, мол, ей- то зачем, её же сосватали, всё равно к ней парень ходит. А мне вот нель- зя-я. Это нельзя-я завершается поцелуем, переходящим в глубокий поцелуй. С удивлением обнаруживаю себя вновь полным желания и возможности. Ленка лежит и храпит на лавке. Поэтому девчоночка стоит упираясь коленками и головой в щелястый пол бани .., в промежутках успевает спросить, - а Ленка не соврала, что ты её в жопу целовал до-о-лго - до-о-лго? В этот раз я выматываюсь до бесчувствия, сваливаюсь на пол, и она рядом, ни куда не убегает. Так нас застаёт рассвет. Натягиваем на себя высохшие, изрядно подсевшие робы, сгребаем пустую посуду, ополаскиваем остатками воды обоссанный пол бани, разбегаемся по кустам бурьяна ( девочки налево, мальчики на право). Много лет спустя вдруг соображаю, что не видел в деревне ни газетки, ни книжки - только бригадирские тетради с записями выработки. Летом - листочком, пучком травки. А зимой-то чем? Природа, мать её! Что естественно, - то не безобразно, а в чём-то, даже, волнующе. Романтика!