Записки онаниста. Часть 1: В гостях у чужой бабушки

Миша зашел в комнату и огляделся. В комнате был полумрак от задвинутых штор. У стена стояла кровать, и на ней спала женщина. Этой женщиной была Петина бабушка. Больше в комнате никого не было. Миша подошел к кровати и нагнулся к самому лицу пожилой женщины. Ее дыхание было ровным и спокойным. Миша высунул язык и лизнул женщине щеку. Она не шевельнулась. Тогда он осторожно стащил одеяло немного вниз и посмотрел на ее груди. Груди были прикрыты полупрозрачной сорочкой. Но это не могло скрыть тот факт, что груди у пожилой женщины были обвисшими.

Петиной бабушке было 62 года. Но Мишу это нисколько не смущало. Наоборот, это было для него очень важным фактором — её возраст. Мише нравилось наблюдать за ней, когда он приходил к Пете в гости. Когда в комнате никого не было, он подбегал к стулу, с которого только что встала эта немолодая женщина, падал на колени и начинал нюхать то место, где только что покоилось седалище взрослой женщины. Он нюхал стул, и ему казалось, что это занятие само-собой разумеющееся для очарованного зрелым телом юноши. Нос был его пропуском в мир фантазий. В этом мире царствовали женщины, которых вряд ли можно было отнести к молодым и стройным. Но Мише очень нравилось погружаться в него. В этом мире он был как рыба в воде. Там его фантазия почти не имела границ.

В другой раз, когда Миша гостил у Петиной бабушки, он смог понюхать ее туфли. И даже грязные трусы. Трусы позволяли ему унестись на самолете мечты в самую невероятную даль. Он представлял, как эта крупная женщина входит в комнату, где он сидит один на полу, раздвинув ноги поглаживая свой вздыбленный член. Она подойдет к нему, и ни сказав ни слова, повернется спиной и всеми своими 80-тью килограммами усядется на его грудь. У него поначалу сдавит в груди, и дышать будет трудно. Но это ничего, он потерпит. Ведь в нескольких сантиметрах от его лица окажется роскошный широкий зад. Вожделенный. Манящий и волнующий. То, ради чего он приходил сюда, в гости к своему лучшему другу. Он уже давно приходил не поиграть и не пообщаться, а посмотреть на этот зад. Пусть в платье, пусть в юбке — все равно — такую красоту невозможно было скрыть ничем! Тем более, у Мишки имелось мощное оружие — его фантазии. Они были очень необычными. Кто-то даже мог бы назвать их «грязными», хотя сам юноша так не считал.

Хотя, с другой стороны, иногда они оказывались, действительно, немного «грязными». Например, сидя на его груди, Петина бабушка могла ни с того ни с сего начать испускать газы. И Миша представлял, с каким наслаждением он стал бы вдыхать их. Потому что ей он мог позволить делать с собой все, что угодно. Ей и ее большому отвисшему заду, рабом которого он стал не так давно. «Я раб вашего зада», — такие слова он смело мог произнести в лицо Петиной бабушке, если когда-нибудь бы осмелился на это. Потому что они были сущей правдой. Он влюбился в ее зад сразу же, с первого взгляда, когда он увидел этот зад в живую, так сказать, во все его красе. Увидел — и влюбился без памяти! Дело было так...

***

... На огороде, на заднем дворе, стоял обычный российский деревянный туалет. Миша однажды спрятался за ним и ждал. Было лето и было очень жарко. Он прождал два часа, но Петина бабушка все не появлялась. И когда он уже собирался вылезти из своего укрытия, пожилая женщина появилась. Она была в летнем сарафане и шлепанцах. Отворив дверь, она зашла в нагревшуюся за день кабинку и закрыла ее на щеколду изнутри. Миша давно уже был весь мокрый от пота. Но теперь он старался даже не дышать. Да и трудно ему было это сделать, когда он увидел перед собой молочно белую попу Петиной родственницы. Он и не представлял, что у женщины в ее возрасте кожа может быть настолько нежной! Но это действительно было так. Петина бабушка никогда не загорала без сарафана. Поэтому, только руки и ноги у нее немного огрубели от солнца и, естественно, сказывался и возраст. Во всех остальных местах у нее была нежная и белая кожа. На ее белом, в складках, животе, который давно уже сводил парня с ума своей красотой, когда женщина нагибалась за чем-нибудь, на ее плотных белых ляжках и на ее белых ягодицах почти не было заметно родинок и морщин. Это была «удивительная женщина», как про себя называл ее Миша. «Моя сладкая госпожа», — говорил себе ночью он, когда мял под одеялом свой набухший отросток, представляя самые немыслимые позы в исполнении Петиной бабушки и конечно его, 18-летнего выпускника обычной московской школы, помешанного на мастурбации и подсматривании за зрелыми и пожилыми женщинами.

И вот эта «удивительная женщина» была в 30 сантиметрах от него, их разделяли только неплотно пригнанные доски деревянной кабинки, благодаря которым Михаил мог наблюдать сейчас эту картину. Петина бабушка нагнулась над отверстием и, спустив широкие белые трусы, начала писать. Моча вырывалась из нее несколькими мощными струями, она ударяла на сиденье и попадала на доски. Попадало и на лицо подсматривающему. специально для .оrg По его спине ползали ужасно кусачие мухи, но теперь это перестало иметь для него какое-либо значение. Он жадно ловил языком эти капли, исторгавшиеся из лона пожилой женщины, как будто в рот ему лился желтый лимонадный напиток, а не горькая и соленая женская моча. Одновременно он яростно водил рукой вверх-вниз по своему красному от притока крови члену. «Конечно, было бы замечательно, думал Миша уже после, лежа в постели, — если бы ее струя била прямо мне в рот. Или еще лучше, чтобы она заливала все мое лицо!» Как показывают в новостях, когда победителей заездов обливают шампанским. Только вместо шампанского и бутылки должна была быть Петина бабушка и исторгающиеся из нее потоки мочи. Но это все были мечты. Было бы странно, если бы он, 18 летний парень, подошел к женщине 62-х лет и попросил, чтобы когда она захочет в туалет «по-маленькому», то она позвала его. Потому что в тот момент, в туалете, Миша испытал неописуемое блаженство! Это было сродни первому сексу для обычного московского подростка с какой-нибудь своей ровесницей.

Но Миша не был «обычным» парнем. «Обычным» не нравятся женщины старше 60 лет. Для них даже мысль такая в голову придти не может. В отличие от Миши. Последние два года в его голову только и «приходили» все эти располневшие и раздавшиеся дамы старше 40 лет, половина из которых была его педагогами по школе, а другая половина состояла из различных знакомых, родственниц и других женщин, которых пытливые глаза подроста стали подмечать после того, как он осознал, насколько богато окружающее пространство объектами его ненасытной страсти. Они были везде: в школе, в магазине, в метро, в автобусе, в библиотеке, в больнице, в телевизоре, наконец, ну и, конечно же, в интернете! Повсюду он видел тела, различной степени округлости и мясистости, но это все были тела тех, кого он боготворил: зрелых и пожилых женщин! Он боготворил, он преклонялся и восхищался этими мясистыми бедрами с неизменным целлюлитом (скоро для Миши целлюлит стал признаком «правильной» женщины) этими полными и не очень, но обязательно отвисшими грудями; этими животами, которые не скроешь ни под какой одеждой (и складки которых при ходьбе так волнующие дрожали!). И конечно же, Миша боготворил их — БОЛЬШИЕ, ШИРОКИЕ и ЦЕЛЛЮЛИТНЫЕ ЯГОДИЦЫ! Такие волнующие и манящие — они были тем, о чем Миша думал целыми днями, не переставая...

***

Сейчас же, стоя у кровати Петиной бабушки, он тихонько сдвинул вниз ее белую сорочку и понюхал пространство между тяжелых, загоревших сверху грудей. Снизу они были белыми, и Мишу это тоже очень сильно заводило. Такое сочетание загара и белой плоти казалось ему воплощение настоящей женской красоты. Ему дико хотелось сейчас лизнуть эти большие отвисшие груди. Но он не решался. Миша уже засунул руку в штаны, член его был горячим и мокрым от выделений. От стыда за то, что он делает, щеки его налились свинцом. Но стыд стыдом, а похоть была сильнее. Он ничего не мог с собой поделать. Это было выше его сил: видеть рядом с собой спящую зрелую женщину и не мастурбировать на нее! Если бы кто-нибудь увидел в этот момент что этот примерный сын, участник всевозможных олимпиад, отличник, делает сейчас, стоя у кровати спящей пожилой женщины, то он не поверил бы своим глазам!

Миша вспомнил, как однажды помогал Петиной бабушке донести продукты с рынка. Петя был его лучшим другом с n лет. И они уже второй год вместе отдыхали у его бабушки. Родители отпускали Мишу с чистой совестью, потому что знали, что здесь он будет как дома. Но сейчас Петя сильно заболел и его положили в больницу на две недели. Поэтому Миша остался один. Но он нисколько не скучал. Ведь рядом с ним каждый день находилась женщина, которую он вожделел. Он помогал ей по дому и одновременно подглядывал за ней. При ее 182 сантиметрах роста она казалась подростку воплощением женской красоты. Он хотел быть ее рабом. Миша смотрел порно-фильмы, где зрелые и пожилые женщины заставляли молодых парней лизать им влагалища и зады. Тоже самое он мечтал осуществить и с Петиной бабушкой. Она могла бы ездить на нем верхом, как на лошади, восседая на его спине своей массивной белой задницей, а потом заставлять целовать эту самую задницу, пока она смотрит по телевизору свой любимый бразильский сериал. А еще она могла бы, сидя на диване, есть черешню, а косточки сплевывать в тарелку, стоящую на Мишином лбу. Иногда эти косточки попадали бы ему по лицу. Но он бы терпел, потому что так надо. Потому что Госпожа так хочет. А потом бы Петина бабушка отбрасывала тарелку, и пинками заставляла бы его собирать ртом эти маленькие темненькие косточки, ползая по полу. Он должен был брать каждую косточку в рот и на четвереньках относить в то место, где стояла миска, чтобы выплюнуть ее и ползти за следующей. А Петина бабушка пинала бы его время от времени в бок своими голыми ступнями, и приговаривала: «Работай лучше, раб! А то я тебя накажу!» А потом она бы заставляла его делать себе массаж ступней, и одновременно облизывать их...

***

Юноша был готов на все это. И в фантазиях так оно и происходило. Но то были фантазии. А реальность была такова, что даже за намек на подобное он мог бы поплатиться очень многим. Нет, наверное, его бы не запрятали в психушку. Но дружбой с Петей он бы поплатился точно! Но Миша ошибался. От того, что он рассказал бы Пете о своих мыслях, их дружба бы нисколько не пошатнулась. Потому что Петя был настоящим другом и он понял бы своего товарища. К тому же, у самого Пети имелись для подобного «понимания» достаточно веские основания. Но все это Миша узнал уже после. А сейчас он вспомнил, как помогал Марье Алексеевне (так звали Петину бабушку) нести продукты с рынка. Пот ручьями лился по ее спине. Когда она поднимала руки. чтобы платком промокнуть мокрое от жары лицо, он жадно следил за ее подмышками. Они тоже были мокрыми. Мишин член немилосердно разрывал его шорты. Стоял жаркий июльский день, и многие ребята поехали на велосипедах на речку. Михаила это не интересовало. Он очень искусно придумывал многочисленные отговорки, лишь бы подольше находиться рядом с предметом своей страсти, крупной 62-летней женщиной.

Всю дорогу от рынка он старался идти чуть позади, чтобы было удобней наблюдать за ее ягодицами. Легкий сарафан не скрывал, что на ней были широкие белые трусы. Его любимые. Он ненавидел эту современную моду на узкую полоску, которые современные женщины считали трусами. Трусы должны быть широкими! Это было твердое мишино убеждение. Из них, по бокам, вываливались целлюлитные образования, а проще говоря, ягодицы. Другой бы на его месте назвал это «жопой». Но Миша не любил это слово. И вообще, его отношение к женщинам было возвышенным.

Свою учительницу математики, 54-летнюю Надежду Васильевну, обладательницу чудных широких бедер и отвисшего живота с двумя аппетитными складками, он про себя именовал «Моя королева». Он был галантен и учтив, когда на перемене пропускал Надежду Васильевну впереди себя на лестнице. Потому что тогда он мог подниматься сзади и спокойно лицезреть все прелести учительницы, которые так откровенно обозначались под черной облегающей юбкой. А потом на уроке, когда «его королева» наклонялась к соседней парте, чтобы посмотреть в тетрадь другого ученика, Миша следил краем глаза за тем округлившимся"чудом», которое он называл «ПОПА моей королевы». Другой бы парень на его месте, не такой «возвышенный», сказал бы просто: «Вот это срака у вас, Надежда Васильевна!». Но Вася был не таким. Он никогда бы так не сказал. Хотя и был помешан на этой самой «сраке». И поэтому тогда, идя с рынка с тяжелыми сумками позади Петиной бабушки, он и шел сзади. Сзади было хорошо видно его «сокровище»!

***

Потом они обедали, а Миша, не в силах больше сдерживаться, вытащил свой «горящий» член из штанов и так и сидел весь обед, то держа в руке ложку, а то опуская руку под стол и массируя агрегат. Сидящая напротив Марья Алексеевна, естественно, ни о чем не догадывалась. Она относилась к нему почти как к ребенку, пусть он уже и был ростом с нее. А то, что этот «ребенок» ворует из бельевой корзины ее грязные трусы и самозабвенно их облизывает по ночам, надевая на голову, она, конечно, и подумать не могла.

Вот и сейчас он стоял у кровати спящей родственницы своего лучшего друга и медленно поглаживал свой пульсирующий от напряжения половой орган. Надвинув сорочку обратно поверх груди, он подошел с торца кровати и приподнял одеяло. Большие белые ляжки спокойно лежали на чистых белых простынях. И было в этом спокойствии что-то невероятно волнующее! У Миши даже дыхание перехватило от такого вида! Он не выдержал, нагнулся и лизнул языком расплывшуюся белую плоть. Хозяйка этой самой плоти даже не пошевелилась. И тогда он осмелился и лизнул еще. Через пять минут Миша вошел во вкус и начал с упоение водить языком вверх и вниз по белым подрагивающим бедрам Марьи Алексеевны.

Он вспомнил, как на одном из многочисленных видео, которые он смотрел дома, пожилая женщина зажимала своими большими ногами голову молодого парня. То же самое он мечтал, чтобы Марья Алексеевна сделала с ним сейчас. Но естественно, это были всего лишь мечты. Ему оставалось только осторожно лизать жадным ртом белую ногу Петиной бабушки, как добропорядочная собачка вылизывает вкусную косточку, брошенную добрым хозяином. А Миша сейчас лизал ляжки своей «Хозяйке». Правда, сама «Хозяйка» и не догадывалась о своем статусе в его глазах, но это было совершенно не важно в данную минуту. Скоро он почувствовал, как сперма течет по его ногам. Миша опустился на колени, а потом и вовсе лег на спину. Ему было очень хорошо. С усилием приподнявшись, он еще раз провел языком сверху вниз по левому бедру Марьи Алексеевны, чуть задержавшись на обратной стороне коленного сгиба (и отметив попутно для себя, что до сих пор он не задумывался о том, что там тоже может собираться пот и что это довольно интересное место для его «языковых исследований»), а потом заправил одеяло на место.

Она была вкусной, эта спящая пожилая женщина! Вкуснее любого самого вкусного деликатеса! Потому что это было нечто большее, чем вкус еды. Это был вкус настоящей похоти, вкус разврата! Вкус извращения. Запрещенный вкус. А потому еще более сладкий!

Сам Миша извращенцем себя не считал. Да и с какой стати он должен был им себя считать? Ведь если молодой, совсем молодой парень обращает внимание на тело пожилой, уже обвисшей женщины, так это наоборот надо ставить ему в заслугу! Ведь тем самым он дает понять ей, что она все еще желанна: а что может быть важнее для женщины в таком возрасте, чем осознавать, что она до сих пор привлекает мужчин? Но все эти рассуждения были только в его голове. Общественная мораль не одобряла его «увлечений». Пусть Михаил не пил и не курил, не ругался матом, не мусорил в подъезде и вообще, был очень аккуратным и ответственным молодым человеком, все равно, одна эта его черта, эта склонность, это тайное влечение, став оно известно окружающим, сразу сделало бы его предметом

насмешек и изгоем. Как же лицемерна общественная мораль! Ты можешь принимать легкие наркотики, пить, курить, сквернословить в общественных местах и затевать драки, но если ты при этом встречаешься со своими ровесницами, то общество считает тебя «нормальным». А все твои «огрехи» списывает на «трудный возраст»! Мишу такое лицемерие совершенно не устраивало, но он ничего не мог с ним поделать. В конце концов ему оставалось только признать, что он — «другой», не такой, как его ровесники. Что он не «плохой», а простой «другой», и что его сексуальные предпочтения несколько отличаются от мейнстрима.

Но в данный момент ему было все равно, что подумают другие. В данный момент существовала только эта женщина, лежащая под одеялом, и он сам, и его послевкусие от ее кожи. Кожи нежной и гладкой: и в складках животе, и на расплывшихся бедрах и на вожделенных, но пока еще не доступных для его языка, ягодицах. И эту женщины он готов был исследовать своим языком хоть часами, бороздить просторы ее кожного покрова в поисках новых открытий, как Магеллан бороздил океаны в свое время.

Но юноше нравился не только вкус ее тела. Ему очень нравилось и то, как она пахла, её запах. Такой манящий, дурманящий запах! Он вспомнил, как один раз нюхал ее подмышки, пока Марья Алексеевна спала. Это было незабываемо! В тот день тоже стояла жара, и она прилегла после обеда отдохнуть на часок. Подождав пятнадцать минут, он аккуратно прокрался в ее комнату. На окнах висели тяжелые темные шторы, создававшие приятный полумрак. Тихонько гудевший в углу вентилятор мало спасал от разыгравшегося летнего зноя. Марья Алексеевна лежала на боку, положив голову на подушку, под которой протянулась ее правая рука. Левая же спокойно лежала поверх тела. Вася для проверки чуть ущипнул ее за мягкую часть плеча. Женщина не шелохнулась. Тогда он нежно провел зыком по мягкому плечу. Сделав несколько таких движений, он, наконец-то, осмелился. Приподняв ее правую руку, он приблизил свой нос вплотную к подмышке Марьи Алексеевны и, зачем-то закрыв глаза, вдохнул. Это было что-то! Трудно передать то возбуждение, с которым он лихорадочно начал двигать рукой в своих тесных штанах, даже не снимая их. Марья Алексеевна явно не страдала от навязанной модными журналами и телепередачами тенденции, призывавшей женщин тщательно выбривать область подмышек. Они у нее были заросшими черным волосом, но заросшими в меру. Миша все ускорял и ускорял темп движений своей руки, а сам жадно облизывал длинные черные волоски с блестевшими на них кислыми капельками. Подмышка у Марьи Алексеевны была мокрая. Мокрая и кислая. Но эта кислота была сейчас для возбужденного подростка слаще любого меда! Он жаждал! Он хотел лизать и лизать своим жадным языком эту теплую, вкусную подмышку! И он лизал! Он исступленно обсасывал эти черные волоски, росшие там, проглатывая все до одной капельки ее пота.

После этого он спустил к себе в штаны два раза. Правая рука была вся залита густой спермой. Он начал жадно слизывать извергнутую жидкость со своей руки. Его уже нчего не волновало. Он забыл о каким либо стеснении. Да и какое стеснение могло быть в тот момент? Никакого! А потом юноша сделал то, за что ему было впоследствии очень стыдно. Но в тот момент Василий ничего не мог с собой поделать. Поэтому он снял свои залитые спермой трусы и поднес их к носу спящей Марьи Алексеевны. Она практически коснулась носом этих грязно-белых, пахнущих чем-то горьким, капель. Он очень сильно рисковал, делая это, но женщина все равно так и не проснулась.

***

Михаил полежал еще минут 5 на полу, потом поднялся, привел себя в порядок, заправил майку в шорты и вышел из комнаты. И только тут он увидел, что в другой комнате кто-то есть. Это был его друг, Петя.

— Петька, — крикнул он скорее от неожиданности, чем от испуга, — а ты как здесь очутился? — А меня уже выписали, сказал Петька, поднимаясь с дивана, где он сидел, навстречу другу. — Привет! — И он подал Мише руку.

Тот уже хотел было ее пожать, но вспомнил, что обе руки он измазал в своей сперме, которую как раз собирался пойти смыть. И отвернувшись от товарища, он прошел к умывальнику. Намыливая руки, он лихорадочно соображал, что же скажет своему другу, почему отказался пожать его протянутую руку?

И тут, обернувшись, он совершенно обомлел. На диване сидел по-прежнему его друг, Петька, на год его старше. С которым они столько всего испытали и пережили. Но сейчас в его позе было что-то не то. Что-то не совсем естественное. И Васька понял, что. Петька сидел, раздвинув ноги, зажав в своей руке стоящий член, который выглядывал толстой красной колбаской из его ладони.

— Петька, — воскликнул Миша, не понимая, что происходит. — Ты что, с дуба рухнул?

— С того же, что и ты, мой дорогой любитель вылизывать спящих бабушек, — сказал Петька, улыбаясь во весь рот. — А вот такие у тебя были? — и он бросил Ваське через всю комнату какие-то белые тряпки. Миша машинально поймал их. «Тряпками» оказались большие белые женские трусы, с крупным желтым пятном по-середине. Сам не понимая, что он делает, Миша понюхал это пятно и понял, что оно пахнет мочой. И явно, женской мочой.

— Нравится? — спросил, по-прежнему улыбаясь, Петька. Он теперь и вовсе скинул шорты и остался в одной футболке, без трусов. Подойдя к Мише, он встал в одном метре от него и совершенно не стесняясь того, что он делает, начал все быстрее и быстрее водить рукой по своему члену, иногда закрывая глаз и при этом открывая рот.

Миша был в смятении. «Что здесь вообще происходит, — хотелось закричать ему. — Петька, ты что делаешь?"Но он ничего не закричал и не сдвинулся с места. потому что Петька продолжал мастурбировать, как будто это было своеобразный ритуал, который принято обязательно выполнять при встрече двух лучших друзей!

— Мишка, друг мой милый, не пугайся! Я знаю, что ты подсматривал за моей бабушкой. Знаю, что ты трогал своим членом ее губы и щеки, пока она спала. Я все видел. Вот, посмотри туда. — Петька указал на угол комнаты. Там, наверху, висела никогда не светившая лампа. Миша всегда думал, что это очень странно, что она никогда не горит. Но по большому счету, никогда не обращал на это внимания.

— Там спрятана камера, Миш, — продолжал Петька. — Дай мне. — Он протянул руку и взял у ошалевшего от всего происходившего друга трусы. — Это ее трусы. Моей бабули. Любимой бабули, которую я люблю не только как внук, но и как мужчина.

С этими словами он прижал белую ткань желтым пятном к своему лицу и начал мастурбировать в еще более быстром темпе. От вида онанирующего в метре от него Петьки Мише чуть не сделалось дурно. Он почувствовал, что его рука сама уже тянется к члену, и что ему хочется вот так вот стоять посреди комнаты рядом со своим лучшим другом и тоже мастурбировать, не стесняясь никого и ничего! Мастурбировать, при этом вдыхая аромат мочи, оставшейся на грязных женских трусах. На трусах женщины 62-х лет, которая была приходилась родной бабушкой его лучшему другу!

— Давай, снимай трусы, друг, — сказал Петька чуть хриплым голосом. — Нам больше не надо стесняться нашей страсти. Нам будет так хорошо теперь, когда мы открылись друг другу! Я подсматривал весь прошлый год за бабушкой, как она переодевалась и занималась домашними делами в своей комнате. А в этом году я добавил еще одну камеру сюда — он указал на потолок, — и узнал, что ты, мой лучший друг, такой же, как и я, если не больший, извращенец!

— И я очень рад этому, Мишка! — продолжал хриплым шепотом Петька, продолжая водить вверх и вниз по своему вздыбленному члену. — Очень, очень! Давай онанировать вместе, не стесняясь ничего! Давай вместе подглядывать за моей бабушкой, вместе нюхать ее потные подмышки! Теперь только вместе, Мишка! Ты и я! Она пойдет пописать, а мы будем следить за ней, а потом жадно ловить ртом эти сладкие капли! Она будет готовить у плиты, а один из нас будет снимать видео на телефон у нее под халатом, пока второй будет отвлекать ее разговорами. Ура, ура, ура! Да здравствует дружба! — Петька все шептал и шептал, как умалишенный, а на поверхности его красной, даже бурой головки, уже начали появляться первые белые капли.

Ни слова ни говоря, Миша тоже сбросил шорты и остался в одной футболке. Ему больше не нужны были трусы, с пятном от засохшей женской мочи. Ему хотелось просто дрочить, онанировать, мастурбировать, глядя, как в метре от него тоже самое делает его лучший друг!

Следующие пять минут в комнате слышалось лишь учащенное дыхание двух пареньков, а также чавкающие и хлюпающие звуки. Друзья стояли рядом друг с другом, улыбались, и, запрокинув вверх головы, дергали за свои члены. Оба думали лишь об одном: в соседней комнате спит та, которую они оба так нежно любят, которую они оба боготворят, и которую так жаждут своими молодыми не созревшими членами! Та, на которую они готовы теперь каждый день онанировать вместе. Не скрывая друг от друга своих наклонностей. Наоборот, даже гордясь ими!

***

Была середина июля. Лето стояло в самом разгаре. До осени оставалось еще много времени. Достаточно для того, чтобы двум любителям пожилой женской плоти испытать самые яркие моменты своих летних приключений. А приключения эти только начинались. Два вздыбленных члена проявят еще много много фантазии, чтобы получить доступ к телу той, что в свои 62 года была такой желанной и любимой!

П. С.