По дороге воспоминаний. «Холодильный переулок», или карандашная фабрика

Была у Вовки Макарова тайная мысль подарить дядюшке Юре, самодеятельному художнику на день рождения хороший набор цветных карандашей. Дело в том, рисовать цветными карандашами могут не только дети. «Тактикой», «Радугой» только стекло царапать, а хорошие, мягкие карандаши – большая редкость. А при фабрике был небольшой магазин, точнее, киоск с карандашами. Вот туда Макаров и собрался...

Живопись бывает разная. Дети рисуют «елки-палки» и своих мамочек и папочек, художники-самоучки подражают мастерам, а вот мастера...

Когда Макаров в первый раз попал в Третьяковскую галерею, он немного обалдел, потому что был в таком возрасте, что даже краешек женского белья или видимый кусочек тела вызывал бурную эрекцию. А тут столько обнаженных женских тел, что юный Макаров всю экспозицию прошел с влажным членом. И только дома он самоудовлетворился, представляя себя рядом с этими телами.

Например, «Вирсавия» Карла Брюллова. О, как он завидовал какому-то негритенку, который стоял на коленях рядом с белокожей красавицей, поправляющей волосы круглыми нежными руками. А грудки у нее были маленькие, как у Людочки Шенгелия, и восхитительные розовые сосочки! А «Союз Земли и Воды» Рубенса? Мускулистый мужик стоит рядом с могучей женщиной, похожей на дворничиху тетю Лену, зачем-то прикрытой только узкой полоской ткани. И как только этот мужик не обспускался, как Макаров? А всякие Леды с лебедями? И почему, если на доске он, Вовка Макаров, нарисует на школьной доске член с яйцами и назовет его соответствующим образом, то это будет хулиганство, а если голландец или француз изобразят то же самое на холсте в красках за большие деньги, то это будет высокое искусство. Загадка! Эту загадку Макаров непременно решил разгадать, а посему записался в школьный кружок рисования, ваяния и живописи.

Нет, если подумать, то использование карандашей и бумаги – это рисование, а масляных красок и холста – живопись. Но спросить все равно не помешает, тем более, что кружок возглавлял Виктор Иванович Железняков, художник и учитель рисования и черчения, который Вовке благоволил.

Дверь в кружок помещалась под лестницей. Там раньше хранились дворницкие метлы и лопаты. Макаров по наивности полагал, что там только вход, а сам кружок помещается где-нибудь ниже в подвале, но он ошибся...

Когда Вовка открыл дверь, он сначала не поверил своим глазам. Потому что в тесном помещении с косым потолком на высоком табурете сидела Ленка Година! И она была голая! И сидела она в совершенно целомудренной позе Вирсавии, положив ногу на ногу, только негритенка не хватало. Ленка была освещена лампой, в углах таилась темнота, и Вовка решил стать Ленкиным негритенком, то есть встать на колени у ее ног. Он так и сделал, да еще прижался лбом к ее прохладным коленям. А Виктор Иванович был тут. Он стремительно рисовал на большом листе бумаги и шептал: «Я назову эту картину «Поклонение красоте». Да, я ее так назову!».

Он написал эту картину и повесил ее в кабинете рисования и черчения. «Хвалу и клевету приемли равнодушно, и не оспоривай глупца». Не было ни хвалы, ни клеветы, потому что с картины на зрителя смотрели чужие лица. То ли у Железнякова были проблемы с похожестью, то ли он специально так сделал, но в натурщиках никто не узнал ни Ленки Годиной, ни Вовки Макарова. Так что слава обошла их стороной.

Другое столкновение с искусством у Вовки произошло на втором курсе института. Он пришел на первую пару, но ее почему-то не было. Макаров просидел полчаса в пустой аудитории, почитал Лемма, а потом помещение стало заполняться незнакомыми девушками. Они по очереди забирались на стол и рисовали друг друга, а потом попросили забраться на стол Вовку и тоже им попозировать. Он, как был в пиджаке, брюках и ботинках, залез на стол, постеливши газетку «Советский спорт».

Макаров снял пиждак и постарался, как мог, поворачиваясь направо и налево, и даже принимал позу Роденовского мыслителя. Но прозвонил звонок на перемену, и приятные девушки убежали по своим художницким делам. Чуть позже Вовка, надевая пиджак, обнаружил в правом кармане лишний рубль и записку:

— Приходи сегодня в восемнадцать ноль-ноль в общежитие семь-два на Стасова в комнату триста двенадцать. Попозируешь еще. Нина Тихонович.

Нина оказалась очень приятной улыбчивой полноватой девушкой со своеобразным белорусским акцентом, что придавало ей дополнительного шарма. Она была очень хороша в милом домашнем халатике о трех пуговицах, потому что четвертая оторвалась, и «ракушка» то и дело распахивала «створки». До позирования у них дело так и не дошло, а вот до милого обмена мнениями по вопросу применения акриловых красок в живописи – очень даже. Тихонович на ощупь была мяконькой, как свежая булочка, и на запах тоже. Потом Нина долго узнавала Макарова в толпе студентов и махала ему рукой, а он ей улыбался и кивал, как старому другу.

Задача «купить карандаши» оказалась и простой и сложной одновременно. Дело в том, что в лавке при заборе карандаши были, но не те, а шикарные китайские наборы из мягкого сибирского кедра – мелким оптом и только на складе. Пришлось идти на склад, а по дороге выслушать лекцию о производстве карандашей. Ну, а почему бы и нет, если женщина, хоть и толста, но беспредельно мила своим круглым личиком и мигающими глазками. Эдакая сдобная пышечка с неизвестной начинкой.

По дороге на склад Макаров узнал следующее:

— Оказывается, сначала порошок графита смешивают с глиной, добавляют воды и получают состав, напоминающий по консистенции расплавленный шоколад. Причём процент глины может быть разным, от этого зависит мягкость стержня у будущего карандаша. Чем больше глины, тем твёрже получится грифель.

Затем из полученного состава отжимают воду и сушат под температурой. Обычно смесь застывает в виде брикетов, форма которых может отличаться на разных производствах.

Дальше эти заготовки снова крошат, добавляют немного воды, чтобы получить густую пасту. Под прессом из неё выдавливают все возможные пузырьки воздуха и пропускают через экструдер для формирования тонких колбасок, но они пока ещё слишком гибкие, как пластилин. Их нарезают на нужную длину, и подвергают обжигу при температурах порядка тысячи градусов. После этого грифель выглядит вполне готовым, но он ещё достаточно хрупкий, поэтому будущие стержни выдерживают в смеси жиров и воска. В качестве деревянных заготовок используют кедровые или липовые дощечки, только эти сорта древесины имеют необходимую мягкость, прочность и лёгкость. На каждой дощечке прорезается сразу несколько желобков чётко под толщину грифелей. Склеенные сэндвичи высушиваются под прессом и благодаря мягкой древесине, место склейки становится совершенно незаметным, а грифель плотно обжимается внутри карандаша. Специальная машина выпиливает карандаши из такой заготовки, придавая им круглую, треугольную или многогранную форму. Осталось только покрасить карандаши пищевой краской. Дальше каждый из них затачивается на большом металлическом диске, и вуаля, ими можно писать, рисовать или где-нибудь ковырять.

Женщина шла чуть впереди, смотрела на Вовку и, то и дело, спотыкалась, семеня своими коротенькими ножками. Похоже, она любила свою фабрику, и сияла, как луна, когда рассказывала о карандашном деле.

— Наверное, эти, – сказала она. – Сейчас достану!

Она с грохотом подвинула лесенку. Где они взяли это старье, подумал Макаров, из нашей библиотеки? Лестница была деревянной, всего с тремя ступеньками, площадкой и палкой для держания самого себя. Толстушка, старательно пыхтя, забралась на площадку и потянулась за коробкой Sagamy.

На полных женщин, как ни шей, получается нелепо. Стоит ей поднять руки, как подол тоже лезет вверх, и чем мадам толще, тем этот эффект Жоплера проявляется сильнее. Вот и у продавщицы платье поднялось до середины круглой задницы, показав светло-синие, как подснежник, трусы.

— Англию и Францию мы видим в книжке, а у девчонки видны штанишки! – сказал Вовка.

— Ай! – сказала дама и опустила руки.

— А коробку? Мне нужны Sagamy.

Она опять подняла руку.

— Ай! – сказал Макаров.

Продавщица опять осела.

— Опять видно? – спросила она.

— Опять.

— Мы вот что сделаем. – задумчиво сказала продавщица. – Вы держите подол, а я...

Она снова потянулась, а Вовка яростно вцепился в кримпленовый подол.

Продавщица все-таки достала злосчастную коробку, и, когда она с торжествующей улыбкой сходила с лесенки вниз, Макаров подал ей руку, как рыцарь королеве, выходящей из кареты.

— Можно было сделать легче, – сказал Вовка. – Я бы мог просто отвернуться.

— Мы не ищем легких путей, – сказала дама. – К тому же...

Она потрясла коробкой.

— Не гремит! – сказала она. – И какая-то легкая...

Она дрожащими руками сорвала тонкий целлофан и открыла картонную крышку. Внутри коробки ровными рядами лежали аккуратные прозрачные квадратики, а в них не менее аккуратные полупрозрачные кружочки с какими-то дополнениями. Дама взяла один квадратик и посмотрела на свет.

— Кажется, я знаю, что это такое, – сказала она и слегка покраснела.

— Я такие на кассетах с порнухой видел, – развязно сказал Макаров. – Продайте.

— Это непрофильный товар, – убежденно сказала продавщица карандашей. – Я продать их не могу.

— Так подарите!

— Надо проверить по ведомости.

Он игриво подтолкнул даму плечом:

— Проверим?

— Проверим!

— Числятся, как японские карандаши Сагами, – огорченно сказала дама, сверившись ч учетными документами.

— Да уж, типичные карандаши.

— Скорее, накарандашники.

— Так проверим? Абсолютно безопасно!

— А потом?

— Что потом?

— Как списывать со склада?

— Напишите «крысы погрызли», – сказал Макаров. – Мой знакомый начпрод тушенку на крыс списывал, а тут презики...

Усы на презервативе располагались в три ряда, и это значительно усиливало вопли Натальи Константиновны. На матрасике они вдвоем еле помещались, а стоять коленями на металлическом полу Вовка не рискнул, хотя и по-собачьи тоже было неплохо, к природе ближе.

Остаток презервативов Макаров унес с собой. За труды. А Наталья Константиновна, едва отойдя от бешеной скачки, принялась составлять акт списания карандашей Сагами.

Карандаши для дядюшки Вовка все-таки купил в книжном магазине. Две коробки. Хорошие, супермягкие и гиперяркие. «Непрофильный товар!», – сказала продавщица, высокая и худая, как кол. Но деньги взяла...

На следующей остановке притаился загадочный «Даниловский рынок», где было все, даже...