Практикант, или Случай из жизни учащегося торгового техникума

Это произошло ровно через неделю моей производственной практики в магазине. Еще в обед Люся подошла ко мне, когда рядом никого не было, и впрямую сказала:

– Останешься вечером со мной – выпишу премию.

Деньги были нужны, и я, не долго думая, кивнул. Люся поощряюще улыбнулась мне:

– Молодец, практикант, не пожалеешь. Приходи ко мне в кабинет сразу после закрытия. – И добавила, – Как отработаешь, такая и будет премия, смекаешь?

Я смекал. Хотелось, чтобы премия была побольше. Да и к тому же нельзя было сказать, чтобы директриса магазина Люсьена Федоровна, которую все звали просто Люся, несмотря на свои пятьдесят с хвостиком, производила совсем уж отталкивающее впечатление. За собой следила она отменно, всегда благоухая хорошим дорогим парфюмом. В погрузневшей, конечно, к таким годам фигуре, легко угадывалась еще былая стройность и легкость, а упругостью необъятного бюста, которым она то и дело прижималась ко мне, Люся легко могла дать сто очков форы иным тридцатилетнем, у которых после первых родов и кормления сиськи становятся плоскими и уныло висящими вниз, как уши у кокер – спаниеля. Конечно, бело – желтые, сто раз обесцвеченные, и оттого какие – то неестественные волосы и обилие по тогдашней торгашеской моде золотых зубов во рту поубавляли ей остатков былого очарования, но в целом как объект приложения амурных усилий Люся была еще очень себе ничего. Сейчас – то я знаю, что на жизненном пути попадаются варианты куда хуже! А мне, тогда двадцатилетнему, по большому счету было наплевать, куда, лишь бы засунуть. К тому времени я не трахался уже, наверное, недели три, сны снились кошмарные, по утрам трусы были мокрые и липкие от поллюционной спермы, а днем на работе, среди продавщиц, бухгалтерш и прочего магазинного бабья только и хотелось, что отдрочить.

Тем более, что бабы эти на самом деле практически все были бы при случае совершенно не прочь. Самое что ни на есть откровенное и грязное блядство процветало в магазинных подсобках и раздевалках, причем не только тет – а – тет, но в форме групповух. Последнее объяснялось тем, что лицами мужского пола до моего прибытия на практику в магазин, были исключительно грузчики. Их было пятеро, но все они, кроме одного, давно уже предпочитали плотским утехам банальную пьянку, а на ежедневную бутылку водки променяли бы кого угодно, хоть саму Бриджитт Бардо. И только один из них, не старый еще татарин по имени Хамиз, был еще вполне боеспособен. Настолько, что, как поговаривали, обслуживал в разных комбинациях чуть не весь магазинный женский пол. Традиция, вроде, была заведена такая. В день получки обычно продавщицы – человек пять – шесть, после работы накрывали в подсобке стол, звали Хамиза, поили его, кормили, после чего он обрабатывал каждую по очереди на большом черном диване, якобы специально для этого купленного коллективом продавщиц вскладчину. И вроде еще после этого бабы скидывались Хамизу за это дело по червонцу. Так ли все было на самом деле, за время недолгой своей практики в магазине я так и не узнал, но могу сказать точно, что диван в подсобке стоял, и продавлен был как – то странно в одном месте, где по логике в случае совокупления в традиционной позе должны находится мужские колени и бабская, соответственно, задница. И кладовщицу Нюру как – то раз чуть не при мне Хамиз завалил в обед прямо у нее на складе. Я просто проходил по темному заднему коридору мимо, и заглянул в неплотно прикрытую дверь, привлеченный тихим, но явственным и яростным шепотом Нюры: "Ну, Хамизка, еб твою мать, если опять спустишь в меня, убью на хуй!" Я осторожно заглянул, и увидел, что Хамизка, не снимая фирменной грузчицкой телогрейки, уже вовсю пилит Нюру прямо на мешках с сахаром, на фоне которых его голая задница и раскинутые в стороны толстые ляжки Нюры особенно белели в складском полумраке. Я не стал дожидаться, спустит грузчик в кладовщицу или нет, и потихоньку ретировался, ощущая после этой сцены мощное давление в штанах и думая, что без отвращения оказался сейчас на месте Хамиза. Что и говорить, похоже, по части женского пола Хамиз был охотником знатным. Сплетничали даже, что он отдельно время от времени пользует в их отдельных кабинетах и главбуха Клавдию Семеновну, и даже саму Люсьену Федоровну. Но говорилось это шепотом, продавщицы знали, что за такие разговорчики недолго и из магазина вылететь. Не знаю опять же, – так это или не так. Особенно сомнительно это выглядело по отношению к Клавдии Семеновне, которой скоро было уже на пенсию, да и не выглядела она похотливой Мессалиной, чего нельзя было сказать про Люсьену Федоровну. На лице у Люси печать целомудрия явно отсутствовала напрочь, и на самом деле я совершенно не удивился, что, присмотревшись ко мне, она излила на меня свое хотение.

Магазин закрывался в восемь. В восемь ноль пять я осторожно постучал в дверь кабинета с грозной табличкой "Директор".

– Да заходи, чего трешься, – раздался из – за двери незнакомо – воркующий голос Люси. Я толкнул дверь.

– Хочешь по – французски? – проворковала мне на ухо Люся.

– Это в смысле минет, что ли, – начал немного подыгрывать ей, изображая пай – мальчика, я.

– Это в смысле хуй в рот, – пьяненько расхохоталась Люся.

Щеки у меня загорелись, и не только от выпитого. Еще никто из моих немногочисленных сексуальных партнерш не называл вот так вещи своими именами. А Люсе явно нравилось эпатировать меня, она, забавляясь, засюсюкала со мной, как с ребенком:

– Ой, какие мы стеснительные, как мы покраснели! Как мы любим таких застенчивых мальчиков! Сейчас мы у этих мальчиков возьмем хуй в ротик!

С этими словами она опустилась передо мной на колени, сильно раздвинула мне ноги, поместив между ними свой огромный бюст, и ловко, невзирая на маникюр, расстегнула мне ремень и ширинку брюк. Мой полувставший член вывалился наружу. Люся взяла его двумя пальцами с длинными красными ногтями под основание головки, чмокнула накрашенными губами прямо в раздвоенный кончик и, сказав: "Можешь спустить, я сплюну", вдруг заглотила его чуть не целиком. Минетчица, конечно, она была никакая. Вероятно, полагая себя и так безумно продвинутой в новомодных сексуальных штучках – дрючках, она просто держала его во рту. Правда, держала глубоко, так, что я явно упирался концом ей куда – то далеко, возможно как раз таки в гланды, но она же ничего при этом не делала! Легко сказать – спусти! Хорошо, что наши стремления в этом вопросе совпадали. Пришлось немного помочь себе рукой, натягивая и отпуская кожу на члене. Люся, видимо, что – то поняв, тоже начала подергиваться головой взад – вперед, а много мне было и не надо. Через полминуты я начал кончать. После долгого воздержания спермы, видимо, было огромное количество; Люся начала было набирать ее в рот, но почувствовала, что не справится с таким напором и хотела уйти, но тут я в порыве страсти схватил ее за волосы и притянул к себе, сильными толчками буквально запихивая свой извергающийся член обратно ей в рот. Глаза Люси расширились, ее рот давно был полон, а сперма все лилась и лилась, и она должна была куда – то деться. Я крепко держал Люсю за волосы, и она попыталась одним залпом, как большую стопку водки, проглотить всю сперму, но не смогла. Она подавилась, закашлялась, сперма брызнула у нее с краев губ и, смешавшись с помадой, розовыми струйками потекла по подбородку. Люся промычала что – то невнятное, сильно уперлась руками мне в колени, а я все не отпускал ее волосы, находясь еще по ту сторону, и тогда сперма хлынула у нее из носа. На ее лбу налились вены, похоже, ей нечем было дышать – она банально захлебывалась. Тут я пришел в себя и отпустил ее. Кашляющая, плюющаяся Люся вскочила на ноги, хватая воздух широко раскрытым ртом, потом согнулась пополам, и ее длинно вырвало прямо на ковер спермой пополам с шампанским, а я еще несколько секунд доканчивал себе на руки.

Потом Люся долго кашляла, чихала и сморкалась, благо умывальник был прямо в кабинете. Я все так же сидел со спущенными штанами на диване, ожидая своей очереди у умывальника, и тихо исходил внутренним смехом. Ситуация была анекдотическая. Сейчас, конечно, Люся попрет меня с нашего фак – сейшна, а завтра, того и гляди, и с практики отправит с волчьим билетом. А в отзыве напишет, так, мол, и так, не справился студент такой – то с производственным заданием. Тут я по неосторожности прыснул в голос. Люся как раз закончила вечернее умывание и с вафельным полотенцем в руках, украшенном черно – красными разводами помады и туши, обернулась ко мне:

– Чего ржешь, кобель молодой? Представляешь, как завтра всем расскажешь, как директрису в рот выебал, а та спущенкой захлебнулась?

Голос ее звучал низко и хрипло, но слова эти она произнесла не зло или грубо, а скорее иронично и просто с легкой укоризной.

– Да нет, что вы, Люсьена Федоровна! – искренне завозражал я. – Я никому ни слова, клянусь! Да и не в правилах у меня трепаться о своих:.

Я замялся, подбирая слово.

– Блядях, – с усмешкой подсказала мне Люся. – Ну и видок у тебя, практикант!

Да уж, выглядел я в эту минуту отменно дурацки. Со спущенными штанами, с раскрасневшимся членом, устало свесившем голову на бок, с растопыренными пальцами в подсыхающей уже сперме. Люся необидно рассмеялась. Удивительно, но, смыв с губ помаду и слишком уж черный макияж с глаз, она выглядела гораздо более естественно и даже привлекательно. Да и смеркалось уже, а темнота, как известно, идет женской красоте на пользу.

– Иди, мойся, Отелло! – сказала она мне. – Или ты думаешь, что ты уже все, отработал?

Я кое – как в спущенных штанах, как тувинский бегун в мешках, доковылял до умывальника. "Почему Отелло?" – думал, моя руки и не только руки, я. Хотя, как ни странно, видимо, перепутав мавра к примеру, с Дон Жуаном, слабо разбирающаяся в классической драматургии торгашка, попала в точку. Отелло ведь задушил Дездемону? Задушил. А я десять минут назад что чуть не сделал с Люсей? Получалось презабавно, и я опять прыснул. Я понял по тому, как сначала тяжело стукнула о стол бутылка, а потом звонко – бокал, что Люся налила себе шампанского. Я закончил плескаться, и обернулся. Люся уже допила свой бокал и протягивала мне мой.

– Да сними ты штаны, они тебе без надобности! – опять, захмелев, расхохоталась она. – Пей вот давай, теперь твоя очередь.

Я просто вышел из штанов, перешагивая ногами в носках по ковру. Люся подошла ко мне, обняла за шею, жарко прижимаясь мягкой грудью в распахнутом вороте халата, и поцеловала в губы. Целовалась она, естественно, тоже так себе, но лучше, чем делала минет. Ее губы пахли шампанским. Но только я начал увлекаться, как внезапно она резко разорвала поцелуй и страстно зашептала мне на ухо:

– Послушай, давай я тебя о чем – то спрошу, а?

Явно было, что теперь она взволнована и даже чего – то стесняется. Заинтригованный, я кивнул.

– Послушай, а ты когда – нибудь, делал это вот:, – совсем сбивчиво зашептала она.

– Что, что делал? – спросил я.

Люся на секунду замолчала, потом вдохнула, как ныряльщик перед погружением, и выпалила мне в ухо с тонкими брызгами слюны:

– Ты когда – нибудь лизал бабе пизду?

– Ну, да, – ответил я. – Хотите, чтобы я сделал это вам?

– Кому это нам? – захихикала Люся, но было видно, что она очень, очень стесняется того, о чем говорит.

– Тебе, – поправился я. – Конечно, я сделаю это для тебя, это совершенно нормально, и:

– Это у вас, у молодых, может, и нормально, – перебила меня Люся. – А я, может, всю жизнь мечтала, только если б я намекнула хотя бы о таком своему муженьку, царствие ему небесное, он бы прибил меня просто – напросто, потому, как занимаются таким только шлюхи и шалавы, так – то. Сейчас я, покурю только.

Вон оно ка – а – к! Пятидесятилетняя баба всю жизнь хочет самой банальной ласки, но не может даже заикнуться об этом, боясь быть обвиненной черт знает в чем! И это не в средние века. "Какая дикость!" – порадовался про себя я своей продвинутости. Тем временем почти совсем стемнело. Люся курила у окна, и уголек ее сигареты совершал нервные движения к пепельнице и обратно к губам. Я потянулся к выключателю.

– Не включай свет! – резко сказала Люся. – Я стесняюсь. Ну, я готова, что мне делать?

Я усадил ее, как до того сидел сам, на диван, и опустился перед ней на пол. Люся сидела, тесно сжав колени, и мне стоило труда раздвинуть их. Полы халата распахнулись – трусов под ним на женщине не было. Конечно, она не имела никакого представления, что такое интимная эпиляция. Весь ее низ живота чуть не от самого пупка, промежность, внутренняя поверхность бедер были покрыты жесткой порослью черных волос. Видимо, от природы обесцвеченная блондинка Люся была все – таки брюнеткой. Половая щель глубокой вертикальной бороздой разрезала эту лесистую лужайку надвое. Из этой щели далеко наружу выступали, слегка свисая, очень большие сильно пигментированные губы и тоже очень крупный, как маленький пенис, клитор. Тогда я еще не знал, что это – почти стопроцентный признак очень страстной женщины. Я вздохнул, и принялся за дело.

Надо отдать Люсе должное – она была очень чистоплотна, так что, приблизив лицо к месту операции и против воли втянув носом воздух, никаких неприятных запахов я не ощутил. Для начала я взял в рот одну ее губу. Люся напряглась вся, и задышала часто – часто. Я начал сосать вторую ее губу, потом взял в рот ощутимо твердый клитор. Слегка сдавил его зубами и принялся нализывать промежность снизу вверх широкими движениями, оставляя среди густых зарослей волос мокрую, смоченную моей слюной, дорожку. Во рту у меня посолонело, – Люся, как сука перед случкой, практически сразу же потекла, да так обильно, что скоро все мое лицо от переносицы до подбородка было в этой густой смеси ее смазки и собственной слюны. Тем более, что Люся, точно как и я полчаса назад, порывисто схватила меня за волосы, и так вдавила мое лицо в себя, что теперь чуть не задохнулся уже я. Мне показалось, что весь я целиком оказался внутри ее мокрой горячей промежности. Я сдал головой назад, хоть чуть – чуть освобождая нос для дыхания, но полностью освободиться от крепкой Люсиной хватки мне не удалось. Она опять больно дернула меня за волосы, привлекая к себе, и я почувствовал, что губами уперся прямо в дырку ее ануса. Она была вся в смазке, мокрая и податливая, и я начал лизать ее, проникая насколько возможно, вовнутрь. Тут часто и тяжело дышавшая Люся, казалось, перестала дышать совсем, и вся напряглась. Потом вдруг резко выгнулась вся, сдавила ляжками мне голову так, что я практически перестал слышать, и с долгим протяжным полукриком, полустоном: "Ой, бля – я – я – я – я – а – а – а – дь!", кончила. Еще пару секунд после этого она так и сидела, сжавшись в комок, вцепившись мне в волосы и сжав виски коленями, потом мгновенно обмякла, и вся расслабленно растеклась по дивану.

Не знаю, доставлял ли я когда – нибудь кому – нибудь удовольствие, большее, чем тогда Люсе. По крайней мере, на лице у нее расплылась улыбка такого блаженства, которое сыграть невозможно. Не знаю, как вас, но меня жутко возбуждает самый вид кончившей партнерши. Я только на секунду вскочил, чтобы умыться и прополоскать рот, и сразу же вернулся к дивану. У меня все вовсю стояло. Недолго думая, я опять опустился на колени, и засунул член в Люсю, и: ничего не почувствовал. В ее безразмерном влагалище я ощутил себя маленьким человечком внутри Мамонтовой пещеры. Моего негигантского инструмента здесь было явно мало, – все равно, что шурудить в печке тонким прутиком. Я даже сам не смог бы кончить – вокруг члена был просто вакуум какой – то. Недолго думая, я вынул, приставил член к ее заднице, и сильно толкнул, сразу пробуравив ее чуть не на всю свою длину. Люся только выдохнула: "А – а – а – х!", и вцепилась пальцами в край дивана. О, вот здесь все было плотненько, в самый раз! Я надавил еще, засадив до конца. Люся застыла с распахнутым ртом и выпученным глазами. "Сколько же сегодня нового для нее", – подумал я, но тут криком: "Ну, давай же! Засунул, так еби!" – Люся вернула меня к прерванному на секунду занятию. Долго упрашивать меня было не надо.

Люся вошла во вкус. Она потребовала, чтобы я говорил вслух, что я делаю, и я шептал ей на ухо, что я ебу ее, что засовываю хуй ей в жопу, и всякую другую матерную похабель. Удивительно, но это очень возбуждало! Я кончил, и кончила она. После этого мы сидели в темноте и курили, потом пили шампанское и теплую водку. Люся снова неумело делала мне минет. Я запьянел, и практически ничего не чувствовал, но она сосала у меня, наверное, час, и я все – таки опять кончил. Потом мы целовались, я ласкал ее рукой, засовывая кисть все глубже и глубже ей во влагалище, пока не залез по самое запястье. Спьяну мне пришла в голову идея сжать там у нее внутри пальцы в кулак, и я сделал это. Люся опять кричала и билась в конвульсиях. Мы закончили уже глубокой ночью. Я буквально засыпал. Мне домой было не обязательно, и Люся заботливо постелила мне на диване.

– Ну спи, ебарь – террорист. А я пошла, – сказала она. – Дверь я запру, утром никуда не высовывайся, пока не приду, понял? Поссышь в рукомойник.

Я кивнул и практически мгновенно провалился в сон. То ли мне показалось, то ли Люся на самом деле от двери вернулась к дивану, склонилась надо мной и поцеловала в лоб.

Премию она мне выписала по максимуму.