Винное мороженое (сладкий легкий фемдом)

– Идите нахуй! – сказала продавщица мороженого.

Мы с Новенькой опешили.

А начинался день спокойно и даже лирично. Уже наступило лето – последние полноценные летние каникулы на целых три месяца. Экзамены будут только в следующем классе, а сейчас – тепло, свобода, солнце, лазурное небо, летящее ввысь! Я пригласил Новенькую погулять в парк. Он у нас один на весь город, поэтому включает в себя сразу всё: набережную, аттракционы, сцену для выступлений, площадь, фонтан и, собственно, сам парк, в рощах которого можно встретить лиственницы, тополя, маньяков и даже дубы, столь редкие для нашего региона.

Я надел лучшую рубашку, не стал застегивать манжеты и расстегнул ворот почти до середины груди – так я казался себе особо залихватским юношей, сочетающим классический стиль и дух бунтарства. То что на улице жара, а рубашка черная, меня не беспокоило. Пришел на место заранее, потому что уже неделю не видел Новенькую и не хотел терять ни минуты от встречи. Ее еще не было, на скамейке перед воротами в парк сидела только аляповато одетая дама, кокетливо прикрывалась от солнца тканевым зонтиком.

От парка доносилась попсовая музыка, легкий ветер то и дело обнимал за плечи теплыми массами воздуха, пахло сиренью и свежестью пруда, что распластался внизу, искрился нестерпимо ярко. Там гоняли катеры и ползали двухпалубные речные трамваи, полные веселых полуголых тел. Процокал пони, мимо прошла семья с детьми, несущими разноцветные надувные шарики. Напахнуло жженой карамелью и попкорном. Да где же она?!

– Не узнал! – воскликнула дама на лавочке и зашлась знакомым визгливым хохотом.

Новенькая вскочила и театрально взмахнула зонтиком. Она была в длинной, спускающейся до самых босоножек юбке в бело-красную полоску, отчего походила на бумажный стакан с попкорном. Я вошел в ажурную тень зонтика. На меня смотрело узкое белое лицо с ярко накрашенными глазами, а такой улыбки постеснялась бы и порноактриса. Я собрался приобнять Новенькую, но она вдруг отстранилась.

– Сэр?! – сказала возмущенно и сунула мне под нос руку. Я поцеловал пальчики, понимая, что вместо руки запросто могла оказаться и нога.

Аттракционы, тир, кривые зеркала, внезапные догонялки, поцелуи до гипоксии, ледяная кола, шутка, превратившая глоток в пену из носа, сувание наушников друг другу в уши и пытливый взгляд в лицо во время припева, эмоциональные и косноязычные рассказы о планах после окончания школы, которые больше похожи на мечты. Все это запомнилось как череда мимолетных ярких картинок – будто пролистываешь детскую книжку. Фр-р-р-р-р! – летят страницы, и вдруг палец соскакивает и открывается разворот с событием, которое запомнилось во всех подробностях.

Дико захотелось мороженого: холодного, сладкого, способного хоть немного остудить двух горячих подростков под горячим солнцем. В черной рубашке я буквально поджаривался, а Новенькая млела под зонтиком, словно диетическое блюдо в пароварке. Я нашел взглядом морозильную камеру под раскидистой голубой елью, и мы побежали к ней.

На пластиковом стуле восседала немолодая, диабетного телосложения продавщица. Приветствие она проигнорировала, лишь поверх газеты со сканвордами за нами стали наблюдать глаза с бирюзовыми тенями. Нас очаровало винное мороженое в пластиковом стаканчике. Я сходу представил, как мы устроимся в тенечке и приникнем к прохладе со вкусом черного винограда, после чего пьяное содержимое послужит оправданием для любых действий: нахальных, пошлых, откровенных...

– Два винных, пожалуйста, – сказал я, доставая деньги. – Больших.

Продавщица не отреагировала. Я положил купюры на холодильник и вопросительно посмотрел на женщину. Та смерила нас взглядом, с брезгливым смакованием останавливаясь на полосатой юбке Новенькой и ее ярком макияже.

– Вы работаете? – спросил я.

– Детям алкогольная продукция не продается, – сказала продавщица так, словно к ней подбежали два карапуза ростом ниже холодильника.

– Это всего лишь мороженое, – сказал я. – За углом пиво и коктейли продаются хоть кому.

– Вот пусть и берут грех на душу. А я не продам. Милиция ведь потом с меня спросит.

– Ладно, – пожал я плечами. Раз уж тетка боялась, что из кустов выбегут милиционеры и утащат ее в ад, то и Бог с ней. – Мне тогда "Ля фам", гм, вишневое... – Я глянул на подружку, и она показала мне язык, оживляя вишневые воспоминания.

– А мне "Армагеддон", – сказала она (честное слово, эскимо так и называлось и было довольно вкусным, щедро облепленное хрустящими вафельной крошкой, символизирующей, видать, куски уничтоженного мира).

Продавщица нехотя встала, сгребла деньги короткопалой рукой и выложила наши мороженки на крышку холодильника. Новенькая взяла "Армагеддон" – и обертка провисла в пальцах.

– Оно сломанное, – сказала Новенькая. – Дайте другое.

– Нормальное оно, – повысила голос продавщица, тяжело плюхаясь на стул.

– Да вот же видно, даже палочка болтается отдельно! – сказал я, пощупав упаковку.

– Это вы щас его сломали, наркоманы, – заявила она и вдруг добавила с воспаленной, гнойной ненавистью: – Нафуфырилась, как на панель! Вульгарщина, стыдоба!

Будто ведро помоев выплеснулось изо рта продавщицы. Я испугался, что Новенькая швырнет мороженое ей в лицо и кинется в драку. Но она замерла в тревожном оцепенении, словно проглотила иголку, держащие зонтик пальцы побелели от напряжения.

Я молча потянул крышку холодильника в сторону, намереваясь заменить покупку. Продавщица вскочила, обрушила мясистые руки на холодильник и со стуком захлопнула крышку.

– Идите нахуй! – крикнула она с истерическими нотками.

Мы с Новенькой опешили.

– Ты, тетка, совсем что ли? – сказал я. – Чего орешь-то?

– Хулиганы! Охрану позову!

– Пойдем отсюда, – сказала Новенькая, и мы ушли, оставив сломанный "Армагеддон". Тетка тут же спрятала его обратно в холодильник.

Во всем теле пульсировал адреналин, едкая холодная клякса жгла в груди. Мороженщица осталась позади, но уязвленная гордость бурлила, словно проснувшийся вулкан. Теперь я не мог как ни в чем не бывало продолжить смеяться, не мог трогать Новенькую как свою девушку, ведь ее при мне оскорбили, а я растерялся, не нашел, что ответить. Яркие краски чудесного дня выцвели – будто фильм, который мы смотрели, подменили пиратской версией, снятой из кинозала.

– Что мы с ней сделаем? – кровожадно спросила Новенькая.

– Да что с ней сделаешь... больная тупая сука.

– А так хотелось винное попробовать...

– Может, его в другой точке продают? Найдем сейчас... – сказал я с вялой надеждой и вспомнил, что потратил последние наличные.

– Нет, я хочу именно то!

В глазах Новенькой блестели искорки. И тут я понял, что произошедшее – не проблема, не бесславный конец, а многообещающее начало.

– Пойдем-ка... – сказал я.

***

– Объект сидит на стуле и разгадывает сканворд, – в который раз повторила Новенькая.

Обстановка не менялась уже полчаса. Однако объект был женщиной в годах и попивал водичку из бутылки, так что прятаться нам оставалось недолго.

Вскоре мороженщица встала со своего насеста, заперла холодильник, накинула на него баннер, и засеменила в сторону туалета. В те годы еще не понаставили биотуалетов на каждом углу, туалет в парке был один, но большой, и располагался неподалеку от центрального входа, куда идти отсюда было минут пять. Для дородной продавщицы – все десять.

– Начинаем захват! – скомандовала Новенькая.

Мы подбежали к холодильнику. Я скинул баннер, и Новенькая полезла в сумочку за отмычками. Пока она возилась с замком, я поглядывал по сторонам: рядом никого не было, лишь в конце аллеи наметились силуэты прохожих.

– Бляха муха, – сказала Новенькая, – не получается! Такой мелкий замок...

– Это у тебя руки трясутся от жадности.

– Не смешно.

– Кто-то идет, давай шустрее!

– Давай разъебем? – Она уже шарила взглядом в поисках подходящего камня.

– Тебе лишь бы разъебать!

Я осмотрел холодильник. Он представлял собой небольшой прицеп: слева было колесо, справа – крепление для буксира. В рощу тянулся удлинитель, где тихонько фырчал электрогенератор. Я выдернул шнур и взялся за буксир.

– Я подниму, а ты толкай!

– Похищение века! – захлопала в ладоши Новенькая.

Как учил меня друг-спортсмен Антоха, я согнул колени и поднял груз ногами, а не спиной. Холодильник превратился в тележку – мышцы мои взвыли, ладони пронзило болью, но я не отпустил – внутри меня включился реактор, работающий на чувстве мести и понтах.

– Давай! – прокряхтел я.

Новенькая уперлась в холодильник, и тот покатился вперед, сначала медленно, а потом быстрей и быстрей. Мы двинулись вниз по аллее.

– Куда же его? – сказал я, задыхаясь.

– Подальше отсюда... Ты справишься, я в тебя верю, о мой герой!

С утроенной силой я навалился на тележку.

Впереди дорога спускалась лестницей, мы свернули на пандус. Холодильник рванулся вперед и потащил нас за собой. Под горку мы уже бежали, боясь разжать пальцы и упустить добычу. Пятки бились об асфальт, мелькали деревья и прохожие, что будто застыли на месте.

– Впереди поворот! – оповестила Новенькая.

– Да вижу я!

Мы не вписались и вылетели с тротуара в прибрежную рощу тополей. Колесо запрыгало на корнях, но берег круто уходил вниз и скорость лишь нарастала. Холодильник несся вперед: вот-вот, и мы полетим за ним параллельно земле, дрыгая ногами, как в мультиках. Руки свела судорога, пот заливал глаза, я чудом увернулся от дерева, нас бросило вбок – в просветах между деревьями блеснул пруд.

– Держись! – заорал я. Новенькая завизжала.

Еще немного – и мы бы плюхнулись в воду, но нас спас тополь. Ну как спас... Холодильник врезался в ствол и лопнул, как перезрелый арбуз, – в воздух взлетел салют из разноцветных упаковок. Мы с Новенькой кубарем покатились по земле.

Бутерброд падает маслом вниз, кошка – на лапы, а Новенькая всегда оказывается сверху. Я лежал на спине, бережно обнимая девичье тело, вокруг падали мороженки, Новенькая хохотала и месила ногами воздух, словно продолжала бежать, юбка задралась, демонстрируя белые кружевные трусы.

– Ты живой? – опомнилась она.

– Угу.

– Мог и не отвечать, я чувствую, – сказала она, поерзав.

Потом мы ходили среди деревьев и собирали мороженки, как грибы. Пару упаковок пришлось даже выловить из воды. Мы закинули все в холодильник, где сохранилась корка белого льда, и Новенькая стала плясать вокруг, словно пещерный человек, ликующий над тушей поверженного мамонта.

– Обожаю тебя! – выпалила она.

– И я тебя.

Она взмахнула сложенным зонтиком и сказала:

– Встань на одно колено.

Я повиновался с удивлением – обычно я вставал на оба! Новенькая напустила на себя торжественный вид, зонтик поочередно коснулся моих плечей.

– Посвящаю тебя в рыцари-хуицари, – провозгласила Новенькая. – Клянешься ли ты служить мне верой и правдой и выполнять все мои приказания?

– Клянусь, моя королева, – сказал я, бросаясь ей в ноги.

Она захихикала, прыгнула сверху, и вместе мы свалились на землю.

– Какая же ты охуенная, – прошептал я, втягивая запах ее волос, как пылесос.

– Лучший комплимент, что я слышала!

Долго не могли выбрать ни одной мороженки – глаза разбегались. Попробовали винное и отложили, расхохотавшись. Никакого виноградного или винного вкуса – обычный розовый пломбир с запахом перегара. Пришла очередь фирменных "баунти" и "сникерсов", которые я никогда не покупал, потому что дорогие и маленькие. Вот они оказались весьма и весьма, или, как выразилась Новенькая, белиссимо. Мы объелись, мороженое восстановило силы и превратило жару в ласковую благодать.

Когда Новенькая бросила в рот последний кусочек "марса", выяснилось, что "марс" был единственный.

– Ну вот, – вздохнул я. – Не успел попробовать.

– Не проблема, – невнятно сказала Новенькая с набитым ртом. – Иди скорей сюда!

Она нависла надо мной, небрежно взяла за подбородок и выплюнула кусок мне в рот, после чего внимательно наблюдала, как я жую, глотаю и краснею. Ее измазанные в мороженом бордовые губы растянулись в улыбке, в глазах вспыхнул такой огонь, что я заволновался, как бы все наше мороженое не растаяло. (А "марс" показался невероятно вкусным.)

Пресыщенные и ленивые, мы сидели на краю берега под плакучей ивой, щурясь от водных бликов. Новенькая раскрыла зонтик, и зеленоватая тень покрылась узорами.

– О! – вдруг сказала она и достала из холодильника тот самый "Армагеддон".

– Он же сломанный, – сказал я.

Новенькая загадочно улыбнулась. Вскрыв упаковку, она взяла пальцами кусочек и поднесла к моему рту. Я послушно взял угощение и сомкнул губы на ее пальцах. Она медленно их вытянула и улыбнулась.

– Вкус победы, – прокомментировал я. – Десерт после обеда из десертов.

– Не-ет, твой десерт будет сейчас!

Новенькая отыскала ванильный пломбир в стаканчике, театрально огляделась и задрала блузку (лифчика, конечно, не было). Насладившись выражением моего лица, она погрузила палец в подтаявший до состояния взбитых сливок пломбир. Я судорожно сглотнул, видя, как она намазывает его на розовый сосок. Тот мгновенно затвердел и оттопырился, такой крупный, что напоминал ядрышко фундука. Новенькая подалась вперед и выгнулась. Предложение было очевидным, но она все равно сказала, смакуя каждое слово:

– Слижи его с меня.

Я сделал это медленно и нежно, ощущая кончиком языка все рельефные очертания. Я учащенно дышал, но не ради кислорода, а в попытке уловить тонкий запах нежнейшей кожи, ускользающий, словно силуэт нимфы в мифическом саду.

Новенькая положила ладонь мне на голову, удерживая меня в сидячем положении, а сама поднялась. Я взглянул снизу вверх. Прикрываясь зонтиком, она размазывала мороженое по груди. Пломбир таял на разгоряченном теле, густые сладкие струйки обогнули полушария, побежали по ребрам к плоскому животу, смешиваясь с потом. "Она же вся перемажется!" – мелькнуло в голове... Но вскоре Новенькая еще стала чище, чем прежде, а я совсем объелся.

Этого ей было недостаточно. Новенькая уселась на выпирающий корень, на покатом берегу ее ноги спустились вниз, где в томительном ожидании сидел я. Она задрала юбку до бедер – тонкие белые ноги и сами были словно из пломбира! Очередной стаканчик мороженого стал в ее руках художественной кистью, которой она покрыла свои икры и бедра сливочными узорами. Новенькая поманила меня пальчиком. Мороженого-то я наелся, но ее хотел всегда!

Меня накрыла полосатая юбка, и я оказался в шатре, где пахло Новенькой и ванилью, лучи солнца проникали сюда приглушенные и такие же полосатые. Я начал снизу, медленно продвигаясь к бедрам, где кожа становилась такой нежной, что я боялся поцарапать ее своим языком. Я добросовестно слизал все мороженое и двинулся к белеющим впереди трусикам, но сверху мою голову оттолкнула рука. Впереди мороженого не было, и потому я мог лишь смотреть, удерживаемый невидимым поводком. Понимая это, Новенькая раздвинула ноги шире. Я томительно застонал, а она засмеялась.

Вдруг ее рука снова легла мне на голову, но теперь упиралась не в лоб, а в затылок. Я затаил дыхание. Бесконечно медленно, сжигая в страсти секунду за секундой, Новенькая стала приближать мое лицо к себе. Становилось темнее, воздух густел, а белые кружева увеличивались, словно я спускался на парашюте в центр лабиринта, где находится сокровенный источник трансцендентного блаженства.

Раздался плеск, смех и гудок, как на пароходе. Новенькая ойкнула и свела ноги – бедра хлопнули меня по щекам.

– Вылезай, быстро!

Легко сказать! Мне и самому-то вылезать не хотелось, а тут еще такой капкан! Она вытолкала меня из-под юбки как раз в тот момент, когда из-за угла показалась большая весельная лодка с компанией на борту. Я уселся рядом с Новенькой и суетливо пригладил волосы, красный, обескураженный, готовый броситься в воду от стыда. Они что-нибудь видели?!

Лодка поравнялась с нами, но никто не показывал пальцем и не отпускал комментариев. Парни и девчонки наслаждались летним выходным, болтали и веселились (я их ненавидел и хотел утопить). Нам помахали рукой. Новенькая помахала в ответ, она улыбалась так, будто была не против продемонстрировать, что со мной вытворяет. Я зачем-то крикнул:

– Хотите бесплатное мороженое?

– Чего это бесплатное?! – возмутилась Новенькая.

Она продала компании торт-мороженое и пару ведерок. Я просто офигел от такой наглости.

– В парке охрана бегает, ищут кого-то, – сказал парень в пиратской шляпе. – Не вас, случайно?

– Я еще не настолько знаменит, – сказал я.

– Ментов вызвали, – добавила одна из девушек.

– Это за мной! – воскликнула Новенькая. – Я похитила этого сладкого паренька.

С этими словами она потрепала меня по щеке. Не зная, как реагировать, я рассмеялся, как и наши гости.

– Подбросите до того берега? – спросил я.

– Не знаю, выдержит ли лодка еще двоих... – сказала одна из девушек, ревниво поглядывая на Новенькую.

– Она сядет ко мне на колени и мы сойдем за одного, – сказал я.

Лодка качнулась от хохота. Компания явно была навеселе.

– Да запрыгивайте уже!

Взяв мороженого, сколько смогли, мы взошли на пиратский корабль и уплыли в закат (хотя еще был день).

Ребята оказались нормальные, мы даже рассказали им про случай в парке, чем вызвали восхищение, респект и уважуху. Подружились. Винное мороженое пришлось компании по вкусу, и мы отдали его в благодарность за переправу.

На другом берегу пруда мы с Новенькой оказались в старом районе города, и путь домой превратился в еще одну прогулку, однако момента сладкой близости, увы, не повторилось. "Ничего, – утешал себя я, – все лето еще впереди".