Отрезать или, четверги в «Старбаксе»

Cut Off or, Thursdays at Starbucks от ohio

*************************************************

ОДНАЖДЫ В ЧЕТВЕРГ

– Какого черта, Ник? – шипела Сьюзен. – Это что, какая-то дурацкая шутка?

Она выглядела совершенно разъяренной. Мы сидели на солнышке возле «Старбакса» в Данлапе, что в паре городков отсюда, и, к счастью, все соседние столики были пусты.

Я поднял руки вверх в успокаивающем жесте.

– Сьюзен, разве похоже, что я шучу? Разве мое лицо сигнализирует: «О, боже, мы тут точно веселимся»?

С минуту она просто смотрела на меня, постепенно успокаиваясь и теряя краску на лице. Наконец, она тихо спросила:

– Как ты узнал?

Я рассказал ей все что знал… во всяком случае, вкратце. Затем проиграл пару минут записи.

***

ВТОРНИК, ДВА ДНЯ НАЗАД

Невозможно знать заранее, как отреагируешь. Разве можно? Если бы вам позвонили и сказали, что ваша мама умерла от сердечного приступа, вы бы знали, что сделаете в первую очередь? Или если бы вы увидели, как вашего ребенка сбивает машина? Господи, даже думать об этом не хочу… Но вы бы закричали, или убили кого-то, или застыли на месте? Откуда вам знать?

Не могу сказать, что я был ошеломлен, потому что это не так… не в последние пару минут перед тем, как я их обнаружил. Я выехал на Эплтри-Корт, планируя сделать небольшую остановку, чтобы забрать папку, которую по ошибке оставил в своем домашнем кабинете. Было уже за полдень, и я подумывал по пути на работу заглянуть в индийское заведение на Чевиот-роуд.

Оставил машину на улице, не потрудившись заехать в гараж. Подойдя к входной двери, я вдруг почувствовал что-то странное – нечто похожее на мистическую дрожь, и, вместо того чтобы сразу войти, тихонько отпер замок и открыл дверь и на мгновение замер в коридоре, прислушиваясь. Черт.

Сверху доносились звуки секса. Это должна быть Рене, хотя она и сказала мне, что в тот день работает на подмене – она подрабатывает учителем в Нью-Балтиморе пару дней в неделю.

Я снял туфли и тихонько прошел по покрытым ковром ступенькам, по коридору, к гостевой спальне. Дверь была открыта, и я осторожно заглянул туда. Рене сидит верхом на парне, спиной ко мне, и издает много шума… впрочем, не больше, чем когда-либо со мной.

Я не закричал. Не заплакал, не начал ругаться, не вбежал в комнату, никого не ударил. Я стоял в коридоре, застыв, может быть, с минуту.

– Давай, трахни меня, я уже почти кончила! – голос Рене, более резкий, чем обычно, как она иногда говорила со мной, когда вот-вот должна была кончить. Все что я мог слышать от парня под ней, – это хрюканье.

Я просто, блядь, стоял там. А потом быстро и тихо прошел по коридору в свой кабинет. Достал диктофон, с помощью которого диктую заметки, включил его и аккуратно спрятал на столешнице рядом с гостевой комнатой. Затем забрал папку, за которой заезжал, и вышел из дома. Они так и не узнали, что я был там.

Перед уходом заглянул в гараж. Машина Рене была на месте, как и синяя «Камри», принадлежавшая Дэнни и Сьюзен, соседской паре, что была частью нашей компании друзей, когда наши дети вместе ходили в детский сад.

Рене открыла дверь гаража, впустила его и вновь закрыла. Это – не первый раз, когда они так поступали.

***

Что удивительно, я даже не разозлился. Или, лучше сказать, я пока не разозлился. Съел свой обед в индийском ресторане, практически не почувствовав вкуса, а потом вернулся и провел продуктивный день в офисе – завершил работу над двумя досудебными ходатайствами и подготовился к большому допросу, который состоится на следующей неделе. Какой в этом, блядь, смысл?

Наверное, я просто засунул это куда-то далеко-далеко вглубь – высший акт классификации. Мне нужно больше узнать о том, что происходит, помимо очевидного, и каким-то образом я спрятал ярость и печаль где-то в глубине, позволив им отстояться, пока у меня не появится время разобраться с ними.

Войдя в дверь, я увидел Веру и Бена на качелях во дворе, а Рене высунула голову из кухни, чтобы улыбнуться мне.

– Привет, милый!

На ней был тот же наряд, в котором она всегда ходит на уроки: обычная юбка и блузка, а еще на ней был красочный фартук, что мы купили в Мексике.

Почти как в тумане, я вошел и обнял ее, как обычно, и поцеловал, не больше и не меньше, и она сделала то же самое. Она была веселой и оживленной. Почти нормальной… почти. Но была некоторая напряженность, которую я бы и не заметил, если не присматриваться.

– Дети сегодня очень хотели тако… они будут готовы минут через десять, если ты захочешь сначала немного с ними поиграть.

Ее теплота, совершенно типичная для нее привязанность, которую я чувствовал от нее, совершенно ошеломили меня. Хотя, наверное, я уже оцепенел. Я пошел и поиграл с детьми, подбадривая их, наслаждаясь их криками, а потом мы пришли в дом и устроили самый обычный семейный ужин, какой только может быть. Я прибрался на кухне, в то время как Рене купала детей и переодевала их в пижамы, и мы немного посмотрели один из их мультфильмов, а потом уложили спать. Обычный вечер в доме Рэндаллов, как и сотни предыдущих.

И выходя из комнаты Бена, я вдруг совершенно не смог этого вынести. Я не мог себе представить, как проведу вечер с Рене, как буду смотреть телевизор, разговаривать или, не дай Бог, лежать вместе в постели.

– Прости, дорогая, – сказал я, прежде чем она успела заговорить, – дача показаний Коннорса перенесена на завтра, и мне понадобится пара часов, чтобы проработать их сегодня вечером.

– Без проблем, Ник, – сказала она и быстро поцеловала меня в щеку. – Я закончу просмотр сериала «Средневековая Франция». Не работай допоздна!

Я ждал в своем кабинете, лениво бродя по сети, пока не убедился, что она уже спит. Вы хоть представляете, сколько там видео с милыми кошечками? Господи Иисусе, у некоторых людей и впрямь слишком много свободного времени.

Затем я достал диктофон, отнес в свой кабинет, подключил наушники и стал слушать. Все сорок шесть минут. На самом деле прошло три часа, но после сорока шести записи больше ничего не было.

Сначала были хрюканье и стоны… звуки секса, которые я уже имел удовольствие слышать. Затем несколько вздохов и расслабленное дыхание. Разговор начался только через пару минут.

– Господи, как здорово! – голос Рене, низкий и расслабленный, такой, каким бывает после секса. – Ты настолько чертовски горячая, Рене. Это становится все лучше и лучше. Ник – счастливый сукин сын.

– Прекрати, Дэнни, – я услышал звук легкой пощечины, – не хочу о нем говорить… Мне обязательно это повторять?

– Ладно-ладно, прости, детка.

Еще пара минут молчания. Затем:

– Знаешь, что было бы здорово? На самом деле, очень здорово. Как насчет того, чтобы попробовать их отрезать? Ну, знаешь, может, не полностью, но немного сбавить обороты дома?

– Подожди, что? – Рене зашевелилась в постели, возможно, приподнялась.

– Да, – сказал Дэнни. – Полагаю, это было бы очень сексуально. Я буду знать, что Ник получает от тебя меньше, а я – соответственно больше. А я сделаю то же самое со Сьюзен, ну, знаешь… сбавлю количество секса до раза в неделю или около. Мы бы не отрежем полностью, что может вызвать у них подозрения. Но – меньше для них и больше для нас? – Он рассмеялся. – Будет чертовски сексуально!

– Дэнни, – сказала она, ее голос был напряженным. В нем слышался гнев, – послушай. Я люблю своего мужа и не собираюсь отказывать ему в сексе только для того, чтобы поиграть с тобой в какую-то дурацкую игру. Лишь для того, чтобы ты смог почувствовать себя еще лучше, решив что-то с ним сделать.

Казалось, она уже встала с постели, ходит по комнате, возможно, собирает одежду.

– Я и так чувствую себя виноватой, зная, насколько сильно он меня любит. Насколько сильно мне доверяет. Черт! – она зашипела, причем достаточно громко, чтобы я испугался, услышав это в своем кабинете. – Знаешь, может, пора уже завязывать с… со всем этим. Я люблю Ника и не люблю тебя, и это никогда не было ничем иным, как маленькой интрижкой на стороне. Думаю, между нами все кончено.

– Детка-детка, подожди. – Голос Дэнни был ровным, успокаивающим. Засранец. – Ладно, это – плохая идея, забудь. Давай просто продолжим в том же духе. Было ведь здорово, не так ли?

– Знаешь что, Дэнни? Нет. С меня хватит. Было горячо, весело, но между нами все кончено. Мне не по себе от того, что я лгала Нику и лгала Сьюзен… я готова снова стать его верной женой и ее подругой. Хочешь кофе?

И с этими словами она, должно быть, выскочила из спальни, а он остался, продолжая что-то ей говорить. Он последовал за ней вниз, и я еще минут двадцать или больше слушал разговор на кухне, не имея возможности расслышать, о чем идет речь.

Наконец, послышались звуки открывающихся и закрывающихся дверей, дважды, а затем – ничего. Тишина.

***

ЧЕТВЕРГ

Я выключил диктофон, и мы молча сидели. В тишине, на солнышке.

– Вот ЕБЛАН! – прошипела Сьюзен. – Вот ГОВНЮК, вот УБЛЮДОК.

Она совершенно серьезно посмотрела на меня.

– Ник, не мог бы ты пойти и подержать его, пока я буду отрезать ему яйца?

Я громко рассмеялся. Наверное, это – первый раз за последние три дня, когда я смеялся или хотя бы улыбался. Со Сьюзен мы всегда были лучшими друзьями, чем с Дэнни… мне нравились ее жизнерадостность и юмор, слегка саркастичный, но игривый, а не недобрый. Дэнни же всегда казался мне эгоцентричным придурком… даже до всего этого.

– Я испытываю искушение, Сьюзен, но я не уверен, что это – самое практичное решение.

– Практичное, черт возьми… Почему он заслуживает того, чтобы продолжать ходить по земле с яйцами?

Она плакала, но в то же время и смеялась. Была убита горем, как и я со вторника, но при этом вела себя агрессивно и забавно одновременно. Я восхищался ею.

– Господи, Ник, что же нам делать? Что ТЫ собираешься делать? У тебя была пара дней, чтобы разобраться с этим дерьмом.

– У меня есть несколько идей, – сказал я, – но сначала хочу узнать, на самом ли деле все кончено? Для меня есть разница… но насколько большая – не знаю.

Она кивнула.

– И как же ты собираешься это сделать?

Я сказал:

– У меня стоит прослушка на ее телефоне, диктофоны на кухне и наверху. У тебя они встречаться не могут, так что, думаю, все что будет, будет у нас дома.

Сьюзен опять кивнула. Она вела собственный небольшой бизнес по импорту текстиля из дома, так что, наши прелюбодейные супруги туда не ходят.

– Давай снова встретимся здесь же через неделю. Я притворюсь, что ничего не знаю… Будет нелегко, но я хочу знать, на самом ли деле эта сучка все отменила. После этого сможем решить, что нам делать, ладно?

Она медленно ответила:

– Да, думаю, это сработает. Хотя мне будет трудно удержаться и не врезать ему по яйцам, как только он войдет в дверь. – Она рассмеялась, немного горько, и сказала. – Не уверена, что я такая же хорошая актриса как ты, Ник.

– Просто попытайся, если сможешь. Сейчас мы, как минимум, знаем, что происходит, а они не знают, что мы знаем. Преимущество Ника и Сьюзен.

***

ЧЕТВЕРГ, СЛЕДУЮЩАЯ НЕДЕЛЯ

Мы со Сьюзен обнялись и сели за стол с кофе. Ее лицо было осунувшимся, напряженным, и я полагал, что выгляжу примерно так же.

– Они закончили, – сразу же сказал я. Не требовалось заставлять ее ждать, чтобы услышать это.

– О?

– Да, в пятницу она позвонила ему на работу, сказала, что все, больше ее не беспокоить.

Она откинулась в кресле, переваривая сказанное.

– И он с ней поссорился, я полагаю?

Я рассмеялся.

– О, да. Говорил, что это был самый замечательный секс на свете, бла-бла-бла. Продолжал говорить ей, что мы никогда ничего не узнаем. Снова извинялся за то, что предложил «отрезал» нас. Но она ничего этого не хотела. Всего разговор длился около трех минут. И вот что странно, – я наклонился вперед, – она ведь мне призналась.

– Минуточку… правда? – Она хрипло рассмеялась. – Вот чертова сука. Думаю, лучше поздно, чем никогда, верно?

Она на минуту задумалась.

– Мне Дэнни, конечно, не сказал ни слова, вот засранец. А что сказала она?

– Это было два вечера назад. Все выходные она была странной… тихой, знаешь ли, но в то же время более ласковой, чем обычно. Легкое касание плеча, когда она проходила мимо меня, быстрые объятия и поцелуи, когда я что-то делаю, например, выгружаю посуду из посудомойки. А во вторник вечером я пришел домой, и она приготовила цыпленка Сорренто… она делает его примерно два раза в год, потому что знает, что я его люблю, это – мое любимое блюдо. Рано искупала детей и уложила их в постель, а потом дала понять, что мы идем в спальню. Я не знал, чего хочу сделать, понимаешь? Не прикасался к ней… ну, не занимался с ней сексом с… с прошлого вторника, когда узнал. Так что, прошла неделя, что для нас – дольше чем обычно.

– Итак, мы занимались любовью… или трахались, точно не знаю. Может, она делала одно, а я – другое. И когда закончили, она просто прижалась ко мне, крепко прижалась, целуя мою шею и снова и снова повторяя: «люблю тебя». А через несколько минут она вздрогнула, разрыдалась и сказала: «Нам надо поговорить».

Я сделал минутную паузу и достал диктофон, положив его на стол.

– Вот только небольшая часть… я же говорил, что у меня в спальне есть диктофон.

***

Послышались звуки сдвигаемого постельного белья и рыдания Рене.

Она сказала:

– Ник, я облажалась. Сделала самое худшее из того, что могла сделать, самое худшее, что могла сделать когда-либо… и ты меня возненавидишь, – она заплакала еще сильнее. – И все это – моя вина, и ты вышвырнешь меня на хрен… и я это заслужила!

Она опять шумно засопела, высморкалась – и затем:

– У меня был глупый, дешевый, блядский роман с Дэнни Руденко. Мы трахались четыре раза. Все началось около трех недель назад… а теперь все кончено. Я ему сказала, чтобы он оставил меня в покое.

Снова молчание, опять сопение.

– Это было дешево и эгоистично, и я просто не могу поверить, что сделала это. Смотрю на себя в зеркало и спрашиваю: «И как я превратилась в эгоистичную, нечестную, изменяющую суку?».

Затем мой голос:

– Ты трахалась с ним здесь? В нашей постели?

– Да, – сдавленным голосом сказала она. – Сьюзен работает дома, поэтому там это мы сделать не могли.

Опять всхлипывания, а затем звуки того, как я встаю, одеваюсь и выхожу из комнаты.

***

– Этого достаточно, чтобы дать тебе идею. Вернулся я через пару часов, она все еще не спала, выглядела несчастной, и рассказала все остальное. Как все началось, весь этот глупый флирт… и про то, как он предложил нас отрезать. Сказала, что именно это и заставило ее очнуться, заставило вынуть голову из задницы. Сказала, что поняла, какой он мерзавец, и ей вдруг стало противно от самой себя. Она его выгнала… и потом целую неделю терзалась, готовясь рассказать мне эту историю.

После этого Сьюзен я еще некоторое время сидела, потягивая кофе и размышляя обо всем. Было приятно, даже как-то успокаивало. Я надеялся, что она тоже чувствует себя так.

Перед тем как мы встали, чтобы уйти, она спросила:

– И что теперь? Что ты будешь с ней делать, с этой гребаной дрянью?

Я поморщился.

– Пожалуйста, не злись на меня. Посмотрим, может, удастся все уладить. На следующей неделе у нас назначена встреча с психологом.

Сьюзен лишь подняла брови. Я сказал:

– Знаю. Знаю, поверь мне. Но ты ее не видела, Сьюзен… Она так несчастна, как только может быть несчастен человек. Не знаю, смогу ли я когда-нибудь ей доверять, но думаю, что она отрубит себе руку, прежде чем снова сделает что-либо подобное. Мы оба любим детей, и, черт меня побери, если я готов быть отцом раз в выходные. Так что, мы попробуем.

Я подождал, а потом сказал:

– А что насчет тебя?

– С меня достаточно… с ним покончено. Вообще-то, этот раз – не в первый… у него была короткая интрижка с какой-то сучкой в его офисе. Там есть секретарша – моя подруга, – и она сообщила мне об этом. Я поговорил с ним до того, как он переспал с ней больше, чем пару раз… и он так извинялся, понимаешь? Рассыпался в извинениях, говоря мне, как ужасно он себя чувствует, как ему жаль? Несколько месяцев все делал для меня: отпуск на Карибах без детей, новая машина, большая нагрузка по дому, ну, и так далее.

– Я должна была, черт возьми, вышвырнуть его на хрен, но была напугана, понимаешь? Эмме и Элис было всего пять и три года, и становиться матерью-одиночкой меня пугало. Так что, я позволила ему завоевать меня обратно… наверное. Имею в виду, он никогда не делал этого по-настоящему… С тех пор я никогда не доверяла ему и не ослабляла бдительность. Всегда ждала, что вот-вот упадет другой гребаный ботинок.

– Мне очень жаль, – сказала я, и мы еще немного посидели. Солнце было приятным.

– Тогда ладно, – сказал я, наклонившись вперед. – Если ты уверена, что покончила с этим засранцем, то у меня есть пара идей. Мы с Рене их обсудили. Она была не в восторге от них, но к черту ее, верно? Она не в том положении, чтобы выражать недовольство.

Я рассказал Сьюзен о своих планах на ближайшие пару недель и был рад увидеть, как ее напряженное лицо расплылось в широкой улыбке – почти ухмылке.

***

СЛЕДУЮЩИЙ ЧЕТВЕРГ

Она даже не стала ждать, пока мы сядем… Сьюзен сразу же начала мне что-то говорить.

– Черт, Ник, но мне это понравилось. – Глядя на выражение ее лица, я подумал, что, может быть, я сейчас не выдержу и набью ей морду.

Мы устроились поудобнее… я купил пару кексов к кофе… и жестом предложил ей продолжать. Большую часть я уже знал, или, по крайней мере, Рене рассказала мне об этом со своей стороны, но Сьюзен явно хотела поделиться всем.

– Она пришла в понедельник в 10:00, как и планировалось… конечно, она уже была осведомлена, что я узнала об этом от тебя, так что, была избавлена от необходимости признаваться. Но выглядела она по-прежнему дерьмово… как второклассница, которую отправили в кабинет директора или что-то в этом роде.

Она заговорила:

– Сьюзен, я… – но я ее остановила. Сказала «ни слова», повернулась спиной и повела ее на кухню. Мы сели там, и некоторое время я просто смотрела на нее. Естественно, я не предложила ей ни кофе, ни чего-то еще, сука. Она просто смотрела в пол.

Наконец, я сказала:

– Ладно, давай.

– Она стала плакать сразу же, еще до того, как открыла рот. Сказала что-то вроде: «Сьюзен, мне так жаль… это так ужасно, я была так ужасна, и я…» – и потом долго всхлипывала, не в силах вымолвить ни слова, все еще глядя вниз. Наконец, она немного пришла в себя, посмотрела на меня и сказала: «Я знаю, что не заслуживаю твоего прощения и не жду его. Но от всего сердца прошу прощения. Я попросила прощения у Ника и прошу его у тебя. Мы с Дэнни были… нет, к черту. Он сам виноват. Я была эгоистичной и глупой. Перестала думать о тебе, о Нике и вообще о чем-либо, кроме собственного, блядь, подросткового эго. Это было худшее, что я когда-либо делала, за всю мою чертову жизнь».

– Там все было гораздо менее связно, Ник, но суть ты уловил. Она выдавила из себя еще несколько фраз, в общем, все то же самое. Потом мы немного посидели. Она снова уставилась в пол.

Сьюзен почти с вызовом посмотрела на меня.

– И должна сказать, что мне это понравилось. Конечно, я до сих пор чертовски зла на нее… но она была абсолютно несчастна, и мы оба знаем, что она заслужила все это, и вид ее в таком состоянии помог… хоть как-то, понимаешь?

Я кивнул.

– Поверь, Сьюзен, я все понимаю, – сказал я.

В последние дни я также слегка наслаждался страданиями Рене. Это не избавило меня от собственной ярости, но помогло.

– Мы посидели в тишине еще пару минут, – продолжала Сьюзен, – а потом я сказала: «Ладно, Рене, можешь идти». Я проводила ее до двери и, когда она уже собиралась уходить, сказала: «Ты ведь понимаешь, что мы никогда не будем подругами?» Она лишь кивнула, что-то пробормотала, и я продолжила: «Но с Ником я буду дружить. Так дружить, как захочу». Она посмотрела на меня, слегка встревоженно, а я просто одарила ее своей лучшей гадкой улыбкой и вытолкала за дверь. А потом вернулась в дом и съела очень большой кусок великолепного шоколадного торта из «Буланжери».

Я рассмеялся.

– Какие угодно друзья, да? Уверен, ее это задело.

Мы со Сьюзен знали, что ни о какой мести речи быть не может. Мы не испытываем друг к другу таких чувств, хотя она мне очень нравится. Перспектива продолжать общаться с ней, просто как с другом, вызвала у меня улыбку.

И тогда я сказал:

– Ну, что ж, думаю, мы готовы к грандиозному финалу, верно? На следующей неделе, прямо здесь? Я вообще поражаюсь, как тебе удается так долго играть в эту игру, Сьюзен… Не уверен, что мне бы это удалось.

– Ну, да, – прорычала она, – мне потребовалось увидеться с адвокатом, начать все это дерьмо. И три недели подряд врать ему, сохраняя на лице гребаную улыбку? Я даже наслаждалась этим, зная, что бейсбольная бита уже летит ему в голову.

Она наклонилась вперед.

– Огромное тебе спасибо, Ник. Спасибо, что дал мне знать, что держал меня в курсе… – Она сжала мою руку. – За то, что был хорошим другом, когда, видит Бог, я в нем очень нуждалась.

– И тебе за то же, – сказал я. – На самом деле, совместное сотрудничество с тобой было лучшей частью всего этого дерьма. Нет худа без добра, верно? – Я одарил ее своей лучшей гребаной ухмылкой, и она расхохоталась.

Мы поговорили еще немного. Она спросила о первом сеансе, который мы с Рене провели с психологом, и который прошел нормально. В общем-то, как и ожидалось.

– Все еще не могу поверить, что ты даешь ей еще один шанс, Ник.

– Рассматриваю это… рассматриваю возможность дать ей еще один шанс. Это – большая разница. Поверь, Сьюзен, она знает, что находится на тонком льду. Но признание все изменило, и то, как она стала вести себя после этого. И, как я уже сказал, стать отцом по выходным на полставки? Ни за что на свете, разве что, в самом крайнем случае.

– Для тебя, думаю, все стало очевиднее, и это хорошо. Дэнни – как минимум, дважды неудачник. И зарабатывает хорошие деньги, половина из которых скоро будет твоей. И, Боже мой, Сьюзен, когда ты опять выйдешь на сцену, парни будут по уши в тебе. «Ясно как божий день», так, кажется, говорят?

Сьюзен широко улыбнулась и похлопала меня по руке, говоря, какой я болтун… но я видел, что ей нравится это слышать. И это – правда: она красивая, вдумчивая, чертовски забавная и умная. Как только об этом узнают, ею заинтересуется множество парней.

***

ЕЩЕ ОДИН ЧЕТВЕРГ

У нас все спланировано. Сьюзен сидит в одиночестве за круглым столиком на улице с кофе для себя и для Дэнни, когда тот подошел к ней со счастливой улыбкой на лице.

– Это так мило, детка, – сказал он, – небольшой дневной отдых от работы, мне нравится! А что за повод? Нет ли чего-то особенного?

Он сел и не заметил, как подошли мы. Только когда Рене села по одну сторону стола, а я – по другую, между ним и Сьюзен. С непроницаемыми лицами. У каждого из нас в руках по конверту из манилы.

Надо отдать ему должное, он пытался блефовать. Его лицо напряглось, а глаза стали очень широкими, всего на секунду, после чего он изобразил милую улыбку и сказал:

– Эй, смотрите, кто пришел? Привет, ребята, какой приятный сюрприз!

Если подумать, то больше всего понравилась мне следующая часть. Когда мы все сидели там, молча, без улыбки, просто уставившись на него. Смотрели, как он пытается понять, что творится, кто и что знает, и как ему сыграть.

Он знал, что не может позволить молчанию длиться слишком долго, и сказал:

– Ребята, вы тоже решили не пойти на работу? У кого-то день рождения или что-либо в этом роде?

Мы молча смотрели на него в ответ, наблюдая, как он корчится. Черт, я этим наслаждался.

Он снова попытался.

– Могу ли я предложить вам кофе или что-нибудь еще? Ник, тебе ведь черный?

Он начал вставать, и Сьюзен сказала:

– Сядь, придурок, – ледяным тоном, без тени эмоций.

Дэнни застыл, глядя на нее, а потом медленно, неуверенно сел обратно.

– Сьюзен, милая, – снова медленно начал он, – это что-то…

– Просто заткнись на хрен, ладно? – огрызнулась она. – Разговор будет коротким. Мы станем говорить, а ты будешь слушать. А потом встанешь и уйдешь, и мне плевать, если отправишься прямиком в ад.

– Сьюзен, есть что-то…

– СТОП!!! – крикнула она. Он замолк. Люди за другими столами на мгновение повернули головы и посмотрели на Сьюзен. Она посмотрела на меня.

– Дэнни, – сказал я, – за этим столом все знают, что ты сделал. Что сделали вы с Рене, и что делал до этого ты.

Он быстро взглянул на Рене, встревоженный. Она лишь сверкнула глазами в ответ.

Я протянул ему конверт.

– Это – документы на развод. Найди себе адвоката. Сьюзен разводится с твоим изменяющим задом. Замки в доме сменили, а твои вещи – в гараже. Сегодня утром мы помогли Сьюзен перевезти их.

Прежде чем он успел сказать хоть слово, Рене протянула ему второй конверт.

– Это – копия твоего брачного контракта. Все будет быстро, легко и цивилизованно. Ты также найдешь там фотографию своего тестя, который держит в руках свою любимую винтовку «Винчестер». Полагаю, он выразил заинтересованность показать тебе, как она работает, если возникнут какие-то «сложности».

– Подожди, я… вы же не можете… – бормотал Дэнни. Мы молча наблюдали за ним.

Через мгновение он повернулся к Сьюзен, его лицо исказилось в попытке извиниться.

– Сьюзен, милая, я так… то есть понимаю, что это было ужасно, но…

Она вскочила на ноги, схватила свой кофе и сделала вид, что выливает на него. Он вздрогнул. Затем она сказала: «прощай, Дэнни» и ушла. Не оглядываясь.

***

ПРОШЛЫЙ ЧЕТВЕРГ

Сьюзен широко улыбнулась, когда я сказал:

– Андрей мне очень понравился.

В начале той недели мы ужинали втроем. Около четырех месяцев назад Сьюзен начала встречаться с Андреем, и, похоже, все идет хорошо.

– Ты ему тоже очень понравился. Он считает, что ты умный и веселый – хорошая компания.

Она отпила кофе.

– Когда я рассказала ему заранее всю историю – про Рене, Дэнни и все остальное, – он просто не мог поверить, что вы все еще вместе. Сказал: «Ник – лучший мужчина, чем я когда-либо мог бы быть».

Я рассмеялся.

– Насчет этого не знаю. Она до сих пор, блядь, лезет их кожи вон, чтобы загладить свою вину передо мной, понимаешь? Почти год. Массаж спины, выходные без детей, вкусные ужины, пара билетов на «Редс»…

На минуту я стал серьезным.

– Это было чертовски больно, Сьюзен. Ты знаешь… вряд ли мне нужно тебе об этом говорить. Но с каждым разом боль становится все меньше. И пусть у нас не тот брак, что был когда-то, у нас все еще есть кое-что очень хорошее. Может быть, становится немного лучше. И я все еще в доме с Верой и Беном.

Наклонившись вперед, я спросил:

– А как поживают твои девочки?

– С ними все хорошо. Я немного удивлена, что это не вызвало новых проблем. Они почти не говорят о нем. Недавно за ужином Эмма сказала: «Забавно, мам. Я все еще люблю папу, но на самом деле не так уж сильно по нему скучаю. То есть, мы видимся с ним каждую неделю или около, и это прекрасно… но я не очень скучаю по его присутствию ЗДЕСЬ. В доме». Я посмотрела на Элис, и та молча кивнула головой, мол, «да, все верно». Так что, наверное, мне не стоит искать проблемы там, где их, похоже, нет.

Мы еще немного посидели вместе на солнце, просто болтая. Наслаждались кофе. Собираясь уходить, Сьюзен сказала:

– Спасибо тебе, Ник, еще раз. Я на полном серьезе, за все. За то, что прошел через это вместе со мной, за то, что был моим другом… за все.

– Я чувствую то же самое, Сьюзен. Нам обоим на голову свалились эти чертовы лимоны, и мы вместе сделали из них вполне приличный лимонад.

Я поднял свою кофейную чашку и рассмеялся.

– За лимонад!

Она тоже рассмеялась и прикоснулась своей чашкой к моей.

– За лимонад.