Лошадки! О нежданных встречах и житейской мудрости V О боли и унижении, а также глубоких анатомических познаниях

Осторожно, парень начал пятиться к двери. Благо заживленная Миррой задница не мешала двигаться, а отсутствие обуви делало шаги едва слышными, куда более тихими, нежели речь дренеек. Шаг за мягким шагом, и вот спасительная дверь уже совсем близко.

Он не останется гнить в этой дыре в чужой сперме! Он спасёт себя, он доложит кому надо и проклятым бестиям ко всем легионовским чертам пообрубают их концы!

Дверь оказалась заперта. Чертыхнувшись чуть слышно, он принялся исследовать проблему, но, как назло, его встретил не засов, но замок – притом не простой, а магический! Было почти комично встретить подобное ничуть не дешёвое устройство в каком-то сарае-переростке – наверняка это была работа небеснокожей волшебницы. Ему просто нужно разобраться в заклинании, и...

— «Мне просто нужно разобраться в заклинании, и у меня обязательно всё получится!»

Раздавшийся сзади довольный голос этой самой волшебницы произвёл эффект ведра ледяной воды. От страха и неожиданности маг развернулся ему навстречу с проворством, которое не демонстрировал ни разу в жизни.

Дренейки стояли прямо перед ним, буквально в паре шагов. Их появление вызвало немой вопрос: «Как он мог не заметить их приближения?!», ответ на который нашёлся быстро. Синее свечение вокруг копыт заставляло их парить в паре сантиметров над полом. А Изора – эта чёртова рогато-хвостатая ведьма! – смотрела на него с самым предовольным видом.

Он же только и мог, что пялиться на них широкими глазами. Глядя на его перепугано-удивлённое лицо, магичка рассмеялась.

— Да не смотри ты на меня деревенский на даларанского! Тоже мне – маг! Думаешь, ты первый? – Спросила она, и её улыбка стала шире. – И не последний! Я ваши мысли соплячьи без магии могу прочесть – вы один от другого не отличаетесь ни на йоту. На – ха! – будущее – замок даёт нам знать всякий раз, когда кто-то пытается его расколодовать или выломать.

— А пытались многие – ой как многие! – Добавила Стимула, как бы невзначай поглаживая свой пугающий хер.

— И каждый челик думал: «у меня обязательно получится смыться!». – Вклинилась воровка, игриво привставая на кончик копыта, будто перекатываясь с пятки на носок.

— И что думаешь – хоть у кого-то получилось? Пф! – Сказала красная и упёрла в бока мускулистые руки, осклабившись. – От нашей сестры не сбежишь!

— Да и куда ты в ночь пойдёшь, малыш, голым до босым? – Воркующе произнесла жрица. – До ближайшего села путь неблизкий, а в этих лесах полно хищных зверей. Оставайся с нами.

Пятёрка мужедевок придвинулась ближе, буквально на полшага. Маг, перепуганный до одури, молча сполз на пол, в тень пяти громадных конских фаллосов. Те уже наливались кровью, стремительно вырастая в ширину и длину, распрямляясь и набухая.

Стимула, по-видимому, уже достаточно распалённая собственными рассказами про охоту, быстро победила в этой гонке роста. Её громадная елда, обычно тяжело провисающая под своим немалым весом, стояла почти горизонтально. Посреди широкой залупы, из отверстия уретры большая белёсая капля показалась на свет магических светильников, чтобы затем сползти вниз и шлёпнуться на пол. В тишине влажный звук её падения прозвучал громче удара в гонг.

— Ну что, малец – сбежать пытался? – Спросила она строго, после обратившись к подругам: - Как накажем наглёныша?

Первой отозвалась Изора, зажегшая огонёк на кончике пальца.

— Сделаем яичницу. С колбаской. Ты же не возражаешь, «коллега»?

Тон магички был таким, будто она и вправду обсуждала завтрак. Но улыбка и выражение глаз небеснокожей – мерзкие, самодовольные, бессердечные – были красноречивее всех слов во вселенной.

Маг сглотнул, вдруг осознав, какому риску только что подверг своё хозяйство. Судорожно и поспешно, его разум заметался по черепушке испуганной белкой. Надо было сделать что-то, сказать и пообещать что-угодно, лишь бы отвезти угрозу от своих мужских долей.

Изо всех сил подавив то немногое, что ещё оставалось от чувства собственного достоинства, Калеб поклонился. Да что там поклонился – пал ниц, ударяя челом пол и вытягивая руки в жесте абсолютной покорности. По-прежнему тут и там перемазанный дренейским семенем, парень представлял из себя самое жалкое зрелище. Впрочем, его это мало волновало – что-угодно было лучше их гнева.

— П-прошу простить меня, госпожи! Я не хотел оскорбить вас или вашу го... гостеприимность! – Слова приходилось выдавливать, заставлять себя унижаться. – Я совершил глупость, ошибку, глупую ошибку! Я не буду больше...

Он позволил себе взглянуть на своих пленительниц – вполглаза, исподволь. Его многословные извинения мигом улетучились, выгнанные из головы пинками страха.

Трудно было передать словами всё то переходящее в злость недовольство, охватившее пятерых мужедев. Недовольством горели их разноцветные, светящиеся глаза, оно было написано на их лицах складками гримас и хмуро сдвинутыми бровями, а опущенные вниз уголки ртов служили этому бессловесному, гневному повествованию знаками препинания. Лишь Мирра хранила благожелательно-спокойную маску своего лица – но и в её глазах мерцали недовольные искорки.

Маг покрылся холодным потом, что смешался, смывая их, с остатками семени. Попытался дёрнуться – но единственный щелчок изориных пальцев остановил его, намертво сковав тело тисками заклятия. Сколько бы он ни напрягал мышцы – всё без толку, ни на миллиметр не сдвинулся; даже рот его так и завис в полуоткрытом положении, на полуслове. Он по-прежнему контролировал своё дыхание, движение глаз – даже языка, но в остальном стал неподвижным, как статуя.

Статуя кого-то крайне жалкого. Которая так и просилась частью большей композиции: фигурой покорённого к ногам победоносного изваяния его покорителя.

Увы, не он один это подметил. Ступая бесшумно, к нему подошла старшая из дренеек. Он мог только беспомощно наблюдать за тем, как «обутое» в заклинание копыто жрицы опускается на его простёртые пальцы.

— Ммммааааах!

Руку будто в кипяток окунули. Боль обожгла, вырвав из горла жалобный, неразборчивый скулёж – полуоткрытый рот просто не позволил ему большего, украв полноту артикуляций и интонаций. Аккомпанементом этому служило похрустывание безжалостно разминаемой копытом конечности – боль и звуки не оставляли магу сомнений, что его кости сейчас буквально ломались.

И не было бы вокруг копыта заклинания, равно гасившего и поступь, и нажим, превратиться бы его пальчикам в месиво. Мягкая, подобная резине подушка смягчила то, что в ином случае стало бы эквивалентом удара молотком. Вместо этого, ощущения были сравнимы с ударом набитым песком мешочком, каким порой проводили допросы тех, на ком не следовало оставлять видимых следов.

Мирра месила его пальцы усердно, тщательно проминала кончиком копыта каждый сустав. Не забывая при этом распекать мага.

— За кого ты нас держишь, малыш?

— Мхаааии!

Последний сустав поддался с хрустом, и дренейка перешла ко второй руке.

— За дурочек, которые поверят твоим пустым пожалейкам?

— Мвиих!!

Копыто всей шириной опустилось на ладонь и растёрло её, хорошенько похрустев.

— Или за дешёвок, у которых можно милосердие купить за унижение с соплями на сдачу?

— Мваааааах!!!

Покончив и со второй рукой, она поставила ногу ему на голову. Надавила, вжала в пол заплаканное лицо в пол.

С его головой под копытом, теперь они и вправду казались композицией, посвящённой какому-то злому торжеству. Мирра возвышалась над ним статуей – огромная, триумфально-женственная, пышными формами она походила бы на какой первобытный идол плодородия – если бы не член. Тот налился во всю ширь и во весь рост, окропляя плечи пленника густыми каплями предсемени.

— Здесь не рынок, а ты не торговец... или торговка.

— Аааах!

Она нажала сильнее. Лицо вдавило в половицы с такой силой, что каждая щель и каждая заусеницы впились в кожу. В голове загудело, сердце заколотилось быстрее – ему казалось: вот-вот и его бедная черепушка просто лопнет под могучим копытом дренейки.

Сказанное дальше вонзилось в его уши и сердце холодной иглой. Всё тепло, что прежде жило в её голосе, куда-то делось.

— Ты проиграл в «угадайку» и теперь ты – наша игрушка на ночь. Игрушка не обманывает. Игрушка не торгуется. Игрушке даже не обязательно быть послушной. От неё требуется просто быть – а уж за этим я прослежу лично, малыш.

Целительная сила Мирра, ставшая уже ненавистной, снова проникла в тело мага. Жгучая боль в руках остывала, как если бы те накрыло волной прохлады, и спустя считанные мгновения ушла целиком. После и копыто убралось с его головы – чтобы упереться в бок. Калеб напрягся, ожидая пинка, но платиновокожая дренейка лишь мягко перевернула его на спину.

Лучше бы пнула! Ещё пара движений заканчивающейся копытом ноги – и вот он уже лежит с раздвинутыми ногами. Заклинание-путы её небеснокожей товарки-волшебницы, похоже, было рассчитано не препятствовать усилиям друзей. Перевёрнутый и распяленный, юнец так и завис в неподвижности, с наполовину открытым ртом, как дохлая рыбина.

Её намерения были ясны как белый день. Калеб мог лишь невнятно мычать, с ужасом в глазах следя за жрицей. Чьё тяжёлое копыто с нарочитой, садистской неторопливостью приближалось к его беззащитному хозяйству.

Юноша бросил на Мирру взгляд, полный мольбы. Обиженным щенком вгляделся в её полные света бледно-синие глаза, но увидел там одну мягкую, но недобрую насмешку. А затем его глаза расширились, а парализованный рот насколько мог зашёлся криком.

— Мваааа!

От боли в глазах мага потемнело. Раздвоенное копыто дренейки двумя кончиками впилось ровно посерёдке его уязвимых шариков. Вжалось посильнее, чуть их приплюснув, покатало туда-сюда – парень воем зашёлся. Прижмёт чуть туже – стать его шарам двумя кляксами.

А рогатая между делом не забывала глумиться.

— Считал себя самым умным и ловким? – Вес копыта сместился на левое яичко.

— Мхааааиииии!!

— Считал нас глупее себя? – Затем на правое.

— Хииииии!!!

— А теперь ты как считаешь, малыш? Считаешь себя умным, считаешь себя ловким и умелым? – Копыто принялось медленно растирать хозяйство мага по полу, причиняя трудноописуемые страдания.

Вдруг, магия Изоры отпустила его рот. Маг тут же воспользовался новообретённой свободой речи, чтобы завизжать во весь голос:

— ИИИИИИИИИИИИ!!!!!! Хииии!..

В его глазах будто фейерверк взорвался. Несильный, но очень точный пинок Мирры прервал его визги. Мягкие хрупкие шарики мага оказались нещадно сплющены и вбиты в тело – казалось, отдача этого удара заодно выбила воздух из лёгких.

— И незачем так орать. – Мягко сказала жрица. – Ответил бы лучше.

Как бы невзначай, она резко опустила копыто на пол в сантиметре от его мошонки. Не помогло даже заклинание-«обувка» – дерево пола хрустнуло и пошло трещинами. Маг аж сжаться попытался, до боли в обездвиженных, но так отчаянно напрягающихся мышцах.

Мирре пришлось подождать ответа. Но, к счастью Калеба, она не стала его поторапливать, позволив магу взять себя в руки и выровнять дыхание. Ему пришлось побороться за это – яйца нещадно болели, да и всё его затекшее тело, мышцы которого местами надорвались в пустых попытках избежать мирриных копыт. Оно превратилось в стайку блуждающих очажков боли и дискомфорта, что сбивали с мысли, старались добить остатки самообладание и окончательно вырвать контроль над речью в пользу слепой бездумной паники.

Все силы пришлось напрячь парню. Наконец, преодолев зыбкий барьер из развалин гордости, ответ слабым голосом перевалился через хребты его уст.

— Нет, госпожа Мирра. Я не считаю себя лучше вас.

— Хорошо. – Отвечала госпожа Мирра. – А кем ты себя считаешь?

Калеб нервно сглотнул, облизав пересохшие губы. Он прекрасно понимал, что от него хотят – ещё одну жертву, ещё одну толику достоинства, выкинутую на поживу и потеху дренейкам и их хищным улыбкам.

— Ту-тупым и неуклюжим, госпожа. – Пробормотал он.

Рядом довольно фыркнула Кальдера.

— Значит ты у нас неуклюжий хиленький тюфячок, да? – Поинтересовалась силачка.

Голос её мягко рокотал, будто где-то в недрах её могучего тела перекатывались валуны. Этот рокот, звериный, низкий и угрожающий, перебирал струны эмоций парня с умением опытного барда, вырывая нужную хозяйке мелодию – такому не захочешь, а подчинишься. Даже не измывайся над ним жрица, не терзай боль его тело, Калеб бы повиновался без колебаний. Одними инстинктами чувствуя, что с хозяйкой такого голоса лучше не спорить.

— Да! Госпожа! – Выпалил юноша по-солдатски, без колебаний.

— А как у тебя, малец, обстоят дела с житейской мудростью, м? – Спросила теперь уже Стимула.

Калеб отвел глаза, краснея. Какая к Легиону житейская мудрость могла быть у него – похотливого юнца, что как дегенерат поплёлся за красивыми сиськами и жопами? Да угодил при этом в такую передрягу уже на свою, ныне весьма попользованную задницу?

— Я идиот. – Честно и коротко ответил парень.

Его слова встретили одобрительными смешками.

— Хорошо сказано – честность вообще украшает. Но что скажешь про своё волшебство, чародей Недоучкинс? – Задала вопрос Изора.

— Оно... плохое? – Нехотя сказал юнец.

Ему совершенно не хотелось развивать эту тему. Топтать собственное искусство, которому посвятил всю жизнь и в котором видел будущее. Подавленное тем проклятым камнем, оно, как казалось парню, обещало стать его единственной отдушиной после того, как этот кошмар закончится.

Но у волшебницы на счёт развития данной темы были своим планы. Её пальцы щёлкнули, и хозяйство юнца лишь на миг обдало жаром, пустив дрожь по склонённой спине. Проклятое рогатое чудище не желало оставлять ему ни малейшей отдушины.

— Убогое, госпожа. Я совссс... - Слова унижения выходили из него со всхлипами. - Совсем не умею колдовать. Я хуже ярмарочного фокусника!

— Прекрасно, замечательно! – Воскликнула волшебница, захлопав в ладоши. – Твоё умение унижаться соперничает лишь с моим безграничным разочарованием тем фактом, что мы с тобой разделяем профессию!

Новая порция дренейского хохота заставила мага сжаться от стыда, скрежеща зубами и обильно красней. Провалиться бы ему сквозь землю, но не слышать такого! Прямо в самые глубокие пещеры, куда даже кобольды не суются и где живут забытые титанами и демонами твари!

Но отсмеявшись, дренейки не продолжили свои насмешки. Минута уходила за минутой, а тишина меж ними становилась всё более неловкой. Вот уже они начали бросать исподволь взгляды – на так и не высказавшуюся Оторву.

— Пс-т! Твоя же очередь, бестолочь! – Зло шикнула на подругу магичка.

Та, в свою очередь, посмотрела на неё непонимающим взглядом.

— А я чё? Нахер мне челика спрашивать, ё? Я уже в курсах, шо он – долбоёб!

И широко, невинно так улыбнулась, хлопая наглыми глазками.

Под смешки подруг, Изора открыла рот, чтобы ответить, да так и замерла. Постояла пару секунд, о чём-то размышляя, закрыла рот.

— Нет, ты безусловно права, но... - Небеснокожая издала стон поражения. Её щупальца прошлись по краям лица, будто пытались что-то стереть. – Святая простота... И как ты только с такой лёгкой головушкой в облака не улетаешь? Да тебя же гоблины должны были привязать к дирижаблю вместо баллона – на луну улетели бы!

Рядом фыркнули.

— Плоская – дирижабль? Ха-ха-ха-ха! – Расхохоталась краснокожая. – Да эту жердь лиловую только на древко – и то выйдет хлипким!

Её хвост метнулся в воздухе плетью. Лиловая, ойкнув, подпрыгнула, надулась, потёрла пятую точку... А затем уж её хвост вкрадчивым движением кольцами обвился вокруг хозяйства красной.

Оранжевые глаза той сузились.

— Только попробуй. – Пророкотала эредарка. – Привяжу тебя жеребцу под пузо и буду по полям кататься!

Воровка отреагировала в свойственной себе нагленькой манере. А именно – принялась играть бровками да легонько тягать шары подруги в разные стороны.

— Ах ты мелкая, похотливая, рогатая сучка! – Рыкнула подруга, попытавшись её сграбастать.

Но стоило её руке рвануть навстречу лиловокожей, как кольца юркой плоти вокруг её шаров стали туже. Так она и осталась стоять, рыча, пока её в буйную голову не пришёл достаточно редкий гость – идея.

Лицо краснокожей расплылось довольной улыбкой. А Оторва вдруг почувствовала, как чужой хвост, потолще и посильнее, мягко скользит вдоль её собственного. Обвиваясь, сжимая нарочито сильно, до боли – пока не находит дорожку под основание. И чуть подразнив тугое колечки мышц... вдруг исчезает.

...Чтобы затем резко сменить цель. Скользнув вдоль лиловой колоды Оторвы, красный хвост прошёлся, щекоча, по широкому венцу залупы. И наконец, потёршись раз-другой о заветную дырочку, нанизал на себя достоинство воровки от кончика до основания.

Рот Оторвы стал буквой О – такими же, но поменьше, стали её глаза. Член её раздался непотребно, разбух и потемнел – всё же хвост у Кальдеры был куда толще языка. И принимавшая этот хвост дренейка от ощущений аж привстала на кончики копыт, принявшись как заведенная двигать тазом навстречу. Кальдере даже не пришлось стараться – подруга сделала всё сама, вбивая кончик хвоста куда-то глубоко в простату.

Собственный же хвост лиловой тоже не остался без дела. Он плотнее обвился вокруг мошонки эредарки, образовав вокруг горячих тестикул подобие кокона из плоти. После, его хватка усилилась до скрипа чёрной кожи, что полезла складками между колец хвоста.

Обе рогатых простонали, обмениваясь похотливыми взглядами: казалось, ещё минута таких грубых ласк и обе дойдут до грани. Так бы и случилось, не вмешайся в процесс их старшая подруга.

— Вы ни о чём забыли, голубки вы мои рогатые? У нас тут кое-кто... – Она кивнула в сторону Калеба. -.. .наказания просит. Есть идеи?

Парочка прервала ласки, и все глаза в помещении повернулись к пленнику. Тот съёжился бы – но под иммобилизирующим заклинанием Изоры даже поджилками потрясти как следует не смог. Боясь произнести хоть слово, дабы не навлечь на себя гнев своих пленительниц, юный маг только и смог, что зажмуриться покрепче.

Дренейки же сгрудились поодаль, принявшись что-то оживлённо обсуждать вполголоса. Их голоса не поднимались достаточно, чтобы Калеб сумел разобрать что-то большее, чем отдельные слова. Но и их хватало, чтобы пустить мурашку-другую по спине: упоминались насекомые и черви, крючья и верёвки, побои и поджаривание, и ещё дюжина слов, которые и в лучшие времена ни с чём хорошим у Калеба не ассоциировались. А если бы он так старательно не жмурился, на счастье своих нервов, то заметил бы и не по-доброму заинтересованные взгляды, которые кидали на него рогатые.

Долго ли коротко, но компашка бестий пришла к некоему консенсусу. Мурашки сильнее забегали по спине парня, стоило ему услышать дружный постук копыт по полу – заклинание-подушка на них к тому моменту уже успело развеяться.

Стук сменился какой-то вознёй. Парень разрывался между страхом увидеть... что бы там ни было, и страхом не смотреть, а потому сделать это «что бы там ни было» неприятной неожиданностью. Второй страх победил, и повинуясь ему, Калеб самую чуточку раскрыл глаза.

А после распахнул от удивления. Пред ним предстало не то зрелище, которое побитый и поруганный маг ожидал увидеть.

Мирра возвышалась под самым потолком, едва не цепляя рогами светильники. Прижав одну руку к обширной груди, другую она воздела, уперев в стропила – ну точно взывала к небесам, подобающе своему статусу. Дренейку на весу поддерживали двое более крепких подруг, что подставили ладони под копыта платиновой и склонили головы – точь-в-точь древние статуи титанов, поддерживающих небеса. Подле, композицию завершали воровка с волшебницей – также склонённые, с молитвенно сложенными руками.

Абсурдность увиденного заставила парня удивлённо моргать глазами. Впрочем, ему тут же пришлось зажмуриться, когда лужёная миррина глотка взорвала помещение:

— Возрадуйся, страждущая душа – коль прежде послушанье ты явил, тебе в дар милость явлена! – Голос жрицы, напевный, закалённый тысячами проповедей, бил по ушам и заставлял стёкла дрожать. – Своею волею ты изберёшь судьбу, что выпадет седалищу на участь! Тебе на выбор пять вариантов... Кальдера!

— Ребром на крюк тебя подвесим, на дерево, и будем часик колотить! – Подражая напевной манере подруги, пророкотала эредарка. И добавила: - А то, увы, давненько что-то, я в дело не пускала кулаки!

— Стимула!

— Медком тебя мы снизу смажем, да в муравейник на часок-другой! – Присоединилась к подражательству серокожая. – Чтоб всласть поели, досыта мурахи – все раны после Мирра исцелит!

Мирра нахмурилась в ответ на такое потребительское отношение к своему таланту, но ворчать не стала.

— Изора!

— И хоть меня коробит жутко, ваша манера стИхом говорить, присоединюсь. – Нехотя, свой голос в представление вплела небесного цвета магичка. – И предложу, наверное: яйца два, и худую колбасу. На сковородке их тебе пожарим, не торопясь, без лишней траты сил. И подадим с петрушкой и лучком – обжоре праздник, мужу униженье.

— Оторва!

— Пиздец и горе! Та за шо мне, всучили эту сучью роль?! – В голосе воровки не было ни капли энтузиазма. – Хуй вам! Хуй с вами? Ну вас нудных нахер! Развели тут... высокую культуру! – Она буквально сплюнула эти два слова, как прокисшую ягоду, и скривилась, высунув язык. – Делай трах, не фекалофию!

Изора потёрла переносицу.

— Это было нарочно, да?

Лиловая отмахнулась от неё с видом, полным обиженного достоинства.

— Не, нихуя, т’чё? Откуда мне знать про философию, которой ты на постой в аферу серишь?

— Атмосферу. Стоп... – Машинально поправила волшебница. И осеклась, бросив на подругу недовольный взгляд. – Ты меня только что подловила, да?

Брошенный в ответ взгляд был максимально далёк от всего недовольного – или добропорядочного. Как и улыбочка на лиловом лице.

— Ты маленький кусок хаотичного дерьма, ты знаешь это? – Сказала волшебница.

Улыбка воровки растянула лицо до ушей, став поистине кошачьей.

— В курсах. Ловлю с этого кайф. Дарю кайф вам. Всем по кайфу – всё заебок! Кроме челика – да и хуй с ним!

— Кхм-кхм. – Мягко кашлянули сверху. – Ближе к делу, моя милая. А то кое-кто уже хочет надрать тебе задницу за проволочку.

Оторва бросила взгляд на краснокожую. Та оскалила зубы и зарычала – в своей манере, низко, зверее зверя.

Конечно же, она показала силачке язык. Стоило ли ожидать иного?

— Короче... Кх-кх-кх... В очко мы его сунем на недельку! Жучки где, червячки, хуё-моё! Подхавают ему бубенцы! Как птенчик зачирикает пацан!

После неё речь взяла уже сама жрица.

— Или, малыш, быть может, согреть моё копыто ты решил, уютом тёплых потрохов? Коль так, колени преклони, шуйцу с десницей возложи, и мякоть нежных ягодиц, раздвинь. И в тот же миг, ощутишь в полноте размер, и твёрдость, и крутой охват. Подобно птице певчей, твой станет голосок. Так что же, милый мой, ты изберёшь судьбой?

Она принялась ждать, всё в той же картинной позе – полминуты, минуту, а ответа всё не было. Из ожидание её вывел подозрительный звук – что-то журчало.

Брошенный на парня взгляд подтвердил догадку. Пред дренейками явилась совершенно жалкая картина: наслушавшийся их натужно-поэтических речей, парень совершенно потерял контроль над своим телом. Пропустив их слова через себя, представив в деталях каждую страшную участь, о которых он раньше слышал лишь в страшных рассказах о злодеяниях старины, он задышал загнанным кроликом. Грудь его не вздымалась и опускалась – мелко подёргивалась туда-сюда в движении, что выглядело скорее спазмом, чем дыханием. А по его отдавленной Миррой мошонке стекало, расходясь на полу тёплой лужей.

— Пр-роклятое. С-сопливое. Чмо. – Произнесла краснокожая, рыча-чеканя каждое слово. – Я начинаю жалеть, что мы его отловили. Бесхребетных слизняков трахать – что в дерьмо совать. Хорошо хоть жопа узкая.

— М-да, видала морголят посмелее. – Пробасила Стимула. – Он что, просроченный попался? Так вроде мы с отрёкшимися после того раза не любились. Эй, малец, ты часом не мертвяк крашенный?

Перенеся вес на одно копыто, кончиком второго она подняла подбородок пленника. Тот только дёрнулся в попытке убрать голову, а когда этого не получилось, заскулил.

— Это из-за нашей «поэзии», дорогая. – Заметила магичка. – От такого перфоманса даже голем в окно выйдет. Эх, видела бы меня моя матушка сейчас – какое применение я нашла её урокам высокого искусства.

— Азеротский, что с него взять? – Сказала Мирра. И добавила, тише. – Этот мир воняет слабостью. Что вообще Велен нашёл в вас?.. Трусы... Слабаки... Почему именно вы повергли Его?.. Как такое могло случится?..

На лицо её будто плотная тень упала, столь тёмным и неописуемым был исказивший его коктейль чувств. Но эта тень оказалась скоротечной, как от пролетающей мимо птицы – тряхнув рогатой головой, жрица прогнала её прочь.

Тем временем, в разговор вмешалась Оторва.

— Зеротский-сиротский! Хуйни наплели и киснем терь, ебала скучные! Пацан с нами только знакомится, а мы с козырей. Крюки, червяки, хуйня всякая – ото он и вссался. Мягче надо быть, интлехентее, мля!

Она подняла палец с деланно умным видом. Изора же от явной насмешки в свой адрес дёрнула щекой, но в перепалку лезть не стала. Вместо неё высказалась старшая.

— Но Оторва, затем и был вариант с копытом. Оно мягче «крюков, червяков» и прочей «всякой... всячины».

Оторва в ответ усмехнулась.

— Напомнить те, Мирр, чё было с тем зубастиком? Сама ж вечно ворчишь, что те впадлу трупаки поднимать.

— Да не было бы трупов! – Вскинулась жрица, впрочем, почти не поднимая голоса. – Я бы вынула вовремя.

Лиловая повела глазами вкруг.

— Ага, тогда то ж самое было! Пока те лапу застрявшую вынимали, троллик подох!

— Ой, ну помер и помер! Мирра его подняла в два счёта! – Отмахнулась серая. – Зато потом был послушнее собачки. На поводке его в лес водили, он с волками вязался. Краса!

— Ой! Всё представление насмарку! – Воскликнула Мирра. Кажется, потребительство в отношении её умений жрицу всё-таки достало. – Мои милые, опустите меня, пожалуйста.

Охотница с воительницей кивнули и принялись осторожно опускать жрицу. К общему удивлению дренеек, этот процесс практически сразу прервался. А ладони Стимулы с Кальдерой вдруг ощутили над собой лишь воздух.

Их старшая подруга больше не двигалась вниз. Вторая пара рогов, загнутая вниз, кошкой зацепилась за балку, а их острые кончики под весом хозяйки глубоко погрузились в дерево. Мирра так осталась висеть под потолком, глядя вокруг с лёгким недоумением.

Немного покачавшись взад-вперёд в попытках сняться с фигурального якоря, платиновокожая осознала тщетность попыток. После, принялась легонько болтать ногами и хвостом, будто ничего и не случилось – она явно ожидала, что сейчас её полезут спускать.

Но никто не торопился. Вместо этого рядом противно захихикали.

— Мирра стала люстрой, Мирра стала люстрой! – Затянула лиловая.

«Люстра» в ответ тихонько вздохнула, скрестила пальцы на немаленькой груди и дала волю светлой магии. Остальным даже зажмуриться пришлось – глаза её стали двумя фонарями, а вокруг голову возник сияющий нимб.

— Аз есмь люстра, податель света! – В торжественной манере произнесла жрица. – Повелеваю вам, сёстры мои, снять меня с этой проклятой балки!

Под дружные смешки всей пятёрки, Изора аккуратно сняла её магией. Вновь встав на ноги, платиновая обратилась к подругам.

— Благодарю. Но мы так и не добились ответа от малыша. Изора, не поможешь ещё раз?

— Легко, дорогая. Давай вместе. – Ответила магичка. – Эй, доходяга! Проснись и пой!

Щелчок пальцев – и сковывающее тело Калеба заклинание начало меняться. Парень истошно заорал, срывая глотку.

— ААААААААААААА!!!

Магические оковы не просто менялись, а росли. Но не в длину или ширину, отнюдь – вглубь тела мага! Незримые тонкие иглы пробили кожу в тысяче мест, зазубриваясь, шевелясь, вспарывая нервные окончания. Боль была столь невероятно сильной, что взор его мигом затуманился, а мысли споткнулись и спутались.

Сознание уже покидало его, когда следом за Изорой колдовать стала Мирра. Тёплый саван её целительной магии обнял тело юноши, проник в каждую его частичку, в каждый нерв. Мысли его и ощущения стали бритвой из кристалла – ясными и острыми, отрезающими ломтики от рассудка. И сколь бы сильной не оказывалась боль, ясность не туманилась, а острота не притуплялась, обещая свести Калеба с ума.

Спустя пару секунд, показавшихся вечностью, боль ушла, оставив в голове звенящую чистоту. После такой боли мыслей не было, и в этом малом катарсисе юный волшебник, казалось, слышал идущую по жилам кровь, видел каждую трещинку на дереве пристройки, и осязал каждую на полу, и обонял весь коктейль из семени, пропитавший его. Всё было более чистым, ясным, острым, чем он когда-либо ощущал.

— Малыш, ты меня слышишь? – Раздался голос жрицы.

Он торопливо, опасливо кивнул. В прочистившейся голове всплыли слова дренеек, их обещания немыслимого. Их требования выбрать между ужасным и ещё более ужасным – и он не мог понять, какой из вариантов был хуже.

Страх начал возвращаться, прокладывать склизкую дорожку. В новообретённой чистоте мыслей он был стократ более сильный, стократ более навязчивый. Воображение начало раскручивать свой маховик, подпитывая это чувство. Навязчивые образы: вот его нанизывают на стальной крюк, избивая до состояния отбивной, отбивая потроха, ломая кости. Вот его удерживают магией, пока другое, огненное волшебство медленно превращает в жаркое его достоинство, что будет затем отделено от тела острым ножом и пропихнуто в его раскрытый рот. Вот он сидит в невыносимом зловонии помойной ямы, а тысячи мелких ртов медленно снимают с него плоть – и почти так же, связанный, причинным местом на муравейнике. А вот он стоит на четвереньках, в криках принимая огромное копыто в истекающую кровью задницу.

Калеб опять начал расклеиваться. Слёзы сбежали по щекам, мешаясь с проступившим потом, а дыхание снова помчалось брать рекорды скорости. Видя это, Стимула покачала головой.

— Так не пойдёт. Совсем не пойдёт! – Воскликнула она, всплеснув руками. – Совсем мальца застращали своими шуточками!

Шуточками? Парень взглянул на неё в полном непонимании.

— Ну ты чего буркалы вывалил? – Проворчала рогатая. – Думал, мы тебя вправду на крюк да копытом? Хотели бы, уже б подвесили да запихали. – А увидев, как лицо мага просветлело, поспешила уточнить: – Не торопись радоваться – наказать мы тебя накажем, но помягче.

Калеб обратно поник. Ничего хорошего от предложения дренейки он не ждал. Сама же дренейка осматривала его с ног до головы, задумчиво поглаживая свой пугающе-огромный фаллос. Её палец при этом то и дело подушечкой прокатывался по входу уретры.

После короткого раздумья, она враз подобралась. Глаза её бирюзовые блеснули восторгом, что дрожью пронзил юнца, а улыбка растянула лицо хищным оскалом. Две крепкие руки сошлись громоподобным хлопком.

— Значит так, малец! – Выкрикнула она строгим, почти командирским голосом. – Раз ты не хочешь копыт под рёбра и крюков в гузно... побудешь сверху! Как тебе?

«Малец» уставился на неё в полнейшем шоке. Он? Сверху?! После всего?!!

— Ээээээээ... - Только и сумел Калеб, что тянуть одну глупую ноту. – Ааэээээээ?..

— Бляяяяя, челик совсем поломатый. – Протянула лиловая. – Слышь, Туча, т’чё там мутишь? – Спросила она и запрыгнула подруге на закорки, губами к её уху. – Чё мутишь, Туча?

Стимула повернула голову так, чтобы оказаться с Оторвой лицом к лицу.

— То самое, родненькая. То самое. – Ответила она с улыбкой.

От услышанного лиловокожая расцвела лицом и от души расцеловала серую под понимающие улыбки подруг. В глазах всех дренеек заплясали озорные огоньки предвкушения, какие бывают перед чем-то особенным.

— Ладно тебе, мелочь пёстрая! Мы ответа так и не получили. Эй, малец, шустрее там! Хочешь быть сверху или предпочтёшь крюки-червяки?

В ответ, на неё лишь недоумённое поморгали. Калеб до сих пор не мог поверить, что ему предлагают.

— Нашли грёбаного умалишённого. – Зло пробормотала Кальдера. – ЭЙ, СОПЛЯК!!! ОТВЕЧАЙ!!! ЖИВО!!!

От её рёва оконные стёкла, за которыми уже во всю горели звёзды в тёмном небе, протестующе запели, чуть не вылетев. У парня же чуть не вылетели уши, а душа убежала в пятки быстрее зайца, затоптав по пути замешательство.

— А, да! Да! ДА!!! – Затараторил перепуганный юнец. – Хочу сверху, не хочу крюк! Пожалуйста, сверху! Сверху!

Его рвение было встречено одобрительными улыбками. Путы на теле наконец-то развеялись по щелчку волшебницы, и её несчастный горе-коллега сумел навзничь растянуть на полу и расслабить дико ноющее тело. Каждый нерв, каждый мускул и сустав ныли, изнывали от долгого бездействия и издевательств дренеек. И хоть после целительства Мирры это, очевидно, были лишь фантомы прежних ощущений, для него они были не менее реальны. Слишком много времени прошло и слишком много боли было испытано на этом крохотном пятачке пола, чтобы они отпустили его так быстро.

Поэтому он просто лежал, медленно дыша, пока фантомы уходили прочь. Неужели ему впервые за день повезло?

— Эк ты обрадовался, малец! – Со смешком произнесла охотница. – Ну-ка, раз ты у нас такой радый, изволь встречно полюбезничать.

Облегчение в душе юноши сменил страх, когда рогатая направилась прямо к нему. Вот она уже была над ним, вот уже заносила копыто над лицом – того гляди опустит, и привет, Темноземье! И хотя разумом он понимал, что от него явно не смерти ждут, чувства вновь украли контроль над телом. Калеб зажмурился и начал дрожать осиновым листом.

— Ой, всё! Ща снова уссыться! – Раздался бойкий голосок воровки. – Эй, ссыкуха! Не сдерживайся, ёпт! Болею за твои успехи!

— Да уймись ты уже, срака говорящая! – Возмутилась охотница. – Малец! Не изволишь прекратить волокиту?

Для дополнительной стимуляции она от души хлестнула мага хвостом по ноге. Ойкнув, Калеб раскрыл глаза – чтобы тут же увидеть, что серокожая имела в виду под «встречным любезничанием». Право слово, поднесённое прямо к лицу копыто было слишком недвусмысленным намёком!

Мага чуть наизнанку не вывернуло. Пыль, комочки грязи с кусками травы – это он ожидал увидеть. Но за его недолгое пребывание в пристройке пол последней успели украсить самыми разными выделениями. Последнее из которых принадлежало его фигуральному перу и имело совершенно неаппетитный характер – а Стимула от души по нему потопталась. И теперь подошва её широкого копыта была покрыта белёсой кашицей из грязи, семени и мочи, смрад и вид которой юнец не сумел бы описать.

Калеб сглотнул, закрыл глаза и вытянул язык навстречу дренейке. Памятуя обо всём, что уже сотворили с ним, а также что обещали и на что были способны, он в меру сил попытался «полюбезничать». Но затем его язык коснулся копыта...

Он вылетел из-под Стимулы стрелой. Перекатившись с невиданной для него стремительностью, маг встал на четвереньки. После чего принялся долго, надрывно выворачивать желудок.

Рядом кто-то смеялся, кто-то недовольно бурчал, обещая сто сорок кар и тридцать три несчастья. Но всё это пролетало мимо выворачиваемого наизнанку юнца – спазм за спазмом, его желудок освобождался от немногочисленного содержимого, от чего всё восприятие сжалось в точку этого мерзкого процесса. Семя дренеек вышло первым, но кроме него не было ничего, и Калеб продолжил содрогаться в пустой тошноте, отплёвывая смесь слюны и желудочных соков. Те обжигали пищевод и рот, с особенно сильными спазмами добираясь даже до носоглотки, где вызывали жжение и невыполнимое желание изнутри расчесать раздражённую плоть.

Даже этот поток в итоге иссяк, но юный волшебник так и продолжал дрожать от желудочных спазмов. Бессильный прекратить, бессильный встать, бессильный даже отвлечься и обратить внимание на недовольный голос рядом.

И легшее на голову копыто Стимулы оказалось полнейшей неожиданностью – и такой же полнейшей мерзостью. Одна сторона его лица легла в тёплую массу того, что изверг рот, другая оказалась погребена под не менее отвратительной грязью копыта. Не соображая, Калеб забился в панике и забил руками по дренейской ноге, пытаясь изо всех сил убраться подальше от всей этой гнуси. Желудок его при этом лишь сильнее забился в спазмах, будто агонизируя, чем лишь мешал этим попытками.

Так он и бился в луже собственных испражнений. Жалкий, задавленный, похожий на погибающего в силках лягушонка. И, как и предсказывала Оторва, делающий свежую лужу.

Рядом, Кальдера со злости двинула стену, оставив на брёвнах чёткий след кулака.

— Это не мужик, это пизда мужского пола – пиздец! Полный пиздец!

— Держи себя в руках, милая. – Жрица бросила на неё взгляд, заставивший эредарку унять ярость. – Он просто азеротский. Он просто худо скроен – и вовсе не полный! Нет причин для злости, мы много раз это проходили. Просто наслаждайся визгами и уютной попкой.

Воительница в ответ простонала что-то нечленораздельное и закрыла лицо рукой. Весь её вид – от яростно мечущего хвоста до подёргивающихся ушей и щупалец, от притопывающего копыта до сжимающихся кулаков и потяжелевшего дыхания – говорил о запредельной злости. Дай она ей волю сейчас, и Калеба бы ждал не садистский секс, а художественная деконструкция – и вовсе не того сорта, каким баловались в столичных театрах.

Рядом, зажмурившись, вполголоса бормотала Изора:

— Это не маг... У меня нет таких коллег... Мне это чудится... Это просто ряженный шарлатан...

— Ой, да лан вам! – Махнула рукой Оторва. – Жопа узкая, голос тонкий. Под пивко покатит, мля. Кста...

Умчавшись в куда-то в сторону, она вернулась с несколькими небольшими бутылками. Не будь пленник дренеек в таком ужасном состоянии, узнал бы продукт столичной пивоварни, которым нередко баловался сам.

Распределив пойло между подругами и раскупорив свою порцию, Оторва подняла её к потолку:

— Твоё здоровье, дохлик! – Произнесла она, тут же присасываясь к пиву.

— Наша забава! – Поддержала подругу Мирра, делая медленные глотки. – За его здоровьем я уж как-нибудь сама прослежу.

— И пусть этот напиток позволит мне забыть о том, что у нас тобой общая профессия. – Меланхолично добавила магичка, вторя темпу жрицы. – Впрочем, меня по-прежнему не покидает надежда на то, что это какая-то продвинутая иллюзия.

— И как вы это пьёте? – Спросила Кальдера, поморщившись. Бутылку она опустошала поспешно, как невкусное лекарство. А допив, поморщилась сильнее. – Всё равно что после сопляка лужу вылакать!

И только серая молча пила пиво, всё так же попирая юношу. Тот уже и вырываться почти перестал, лишь слегка суча руками по её ноге, да подёргивая ртом, что по-прежнему находился во власти рвотных позывов. Лицо же дренейки при этом отнюдь не было расстроенным, скорее напротив – преисполненным глубокого удовлетворения.

Добившись окончательной победы над алкоголем, она всё же убрала копыто с головы пленника. А затем на пару минут ушла из пристройки, чтобы вернуться с ушатом воды и тряпкой. Сделав это, охотница усадила ошалевшего от такого хода событий сына купца в ушат и принялась приводить его в порядок.

Лица её подруг не далеко ушли от лица Калеба.

— Не слишком много любезностей ты ему оказаться решила, дорогая? – Поинтересовалась небеснокожая, подняв бровь. – Тебе-то он не оказал ни черта легионского.

— Во всём нужно знать меру. – Проворчала в ответ серокожая, домывая парня. – Малец наш не в том состоянии, чтоб самому подмыться, а совать в такого замарашку – что телегу с навозом иметь. Кстати о чертах легионских – Кальдера, родненькая, не поможешь? И ты тоже, хрень лиловая! Пора заняться тем самым.

Эредарка и «хрень лиловая» при упоминании «того самого» просияли, и были тут как тут. Закинув руки мокрого, но чистого волшебника себе за плечи, они взяли его под подмышками и оттащили в центр помещения. Там они немного развели в сторону и зафиксировали его ноги своими копытами в совершенно открытой, уязвимой позе.

Не сильно вязавшейся в голове юнца с обещанной позицией сверху. Стимула так вообще встала прямо перед ним, улыбаясь и поглаживая член – хорошо хоть не за спиной! И ни одна из дренеек не торопилась ничего объяснять.

— Кальдерочка, родненькая, ты знаешь, что делать. – Подозвала серая подругу, теребя уретру пальцем.

Над плечом Калеба довольно хмыкнули, и в его поле зрения вполз язык краснокожей. Преодолев разделявшее дренеек расстояние, он нежно прошёлся по щеке охотницы и двинулся ниже. Оставляя блестящую дорожку слюны, гибкий орган танцевал змейкой, дразня подругу. Пока, наконец, не скользнул вдоль массивнейшего члена, от более тёмного основания и тестикул к серой, увенчанной мясным кольцом макушке.

Где тут же нашёл дорогу внутрь, принявшись трахать фаллос до самого основания. Юноше оставалось лишь смотреть на это в полном обалдении – это ничуть не походило на обещанное «сверху»! Это вообще ни на что не походило!

— Ну всё, хватит. – Прервала эредарку Стимула. – Обещали мальцу, что он самцом побудет – пора выполнять. Только что-то у него энтузиазму не видать – поди привык к пассивной роли, теперича у него от другого встаёт. Изорочка, не подсобишь?

— С лёгкостью! – Раздалось за спиной мага.

После, горячая широкая залупа Изоры упёрлась в его анус. Он и сжать его не успел – не тратя ни мгновения, дренейка рывком вошла в его тёплую плоть, натянув попу мага до самого кольца препуция.

— ААААААА!!! – Закричал он, после запричитав обиженным голосом: - Вы же обещали!!

— Ух! Ничего, «коллега»! – Пыхтя ответила волшебница, активно трахавшая его в зад. – Сейчас ты увидишь, что одно другому вовсе не мешает! Ух! Так что расслабь попу, получай удовольствие и приходи в рабочее состояние! Хо!!

Она сильнее качнула бёдрами, посылая по телу вскричавшего мага волну боли. Тем не менее, цель свою она постепенно приближала – дренейка выверяла свои движения так, чтобы каждый толчок сладкой болью отзывался в простате её жертвы. И по зову этого чувствительного бугорка, член парня начал медленно подниматься и твердеть.

Через несколько минут Калеб уже был готов занять позицию сверху. Вот только действия его предполагаемого партнёра вновь заставили юнца обалдеть – и испугаться.

Ибо Стимула не стала нагибаться. Не стала становиться на колени или каким-либо другим способом демонстрировать готовность исполнить женскую роль. Она просто придвинулась ближе – так, чтобы её массивный, пульсирующий венами эрегированный член встал в считанных миллиметрах от члена Калеба.

Последний от ритмичных фрикций Изоры выписывал залупой циркуляции и восьмёрки – даже чёрточки, когда особенно глубокий толчок выбивался из ритма. Истекающее с кончика предсемя редкими каплями марало пол, смешиваясь с обильными выделениями предшествующих сеансов жестокой любви.

Это хаотичное мельтешение его плоти небеснокожая решила пресечь. И дабы сделать это, использовала ту конечность, которой у Калеба недоставало. И речь тут шла вовсе не о том, что по сравнению с её громадным фаллосом – в данный момент почти до яиц погружённым в юнца – калебин член был что прыщик.

Хвост небеснокожей дренейки ожил. Выскочив из-за спины магички как чёрт из табакерки, он на лету хлестнул охотницу – игриво – и бок коллеги – обжигающе. Затем, гибкая конечность самым кончиком подцепила член Калеба, обвиваясь у основания органа. Сжавшись в пару колец, плотных, но не сдавливающих, он унял танец его достоинства, заставил то смотреть чётко по курсу.

Маг дрожал равно от непонимания и порождённого им страха. Было ли это частью обещания рогатых дать ему побыть сверху? Если так, исполнение оставляло лишь недоумевать – хвост рогатой не вился юлой и не двигался туда-сюда, пытаясь доставить положенное его полу удовольствие. Небесного цвета юркий отросток просто оставался на месте, не давая его члену слишком уж сильно дёргаться – с какой целью?

Затем, будто отвечая на его вопрос и разгоняя его обалдение до просто немыслимых высот, действовать начала уже серокожая. Хозяйка дома аккуратно, двумя пальчиками подцепила края уретры: растянутая-разогретая языком эредарки дырочка легко поддалась прикосновению, широко раскрываясь и выпуская наружу несколько густых белых капель. Теперь на кончике её члена зияла дыра, которой на вид было достаточно, чтобы туда проник не только палец...

Но и член?

— Что, малец, про «игру в кораблики» не слышал? – Усмехнулась серокожая. – Чур я буду гаванью! А ты будешь маленькой шлюпочкой! Как тебе такое, а?

Калеб даже не испугался. Только заморгал, перевода удивлённый взгляд с члена серокожей на её саму и на её подруг. Туда-сюда глазами забегал, с монотонностью голема, на откровенную потеху своих мучительниц. Даже боль в растянутой заднице отошла куда-то на второй план под напором сильнейшего удивления.

Его разум просто отказался воспринимать происходящее. Ну точно головой стукнулся в той таверне – чудятся теперь кошмары всякие. Дренейки какие-то, домик в лесу, станок для ебли, игры то в угадайку, то в... кораблики! Ерунда, грёбанная чушь, так не бывает!

— Чееееелик! Ты чё там бормочешь? – Встряла бойкая дренейка. – Мы те тут горизонт раскрываем, ёпта! Учим новому!

— Право слово, тебе стоит не бормотать под нос про «грёбанную чушь» как юродивый, а благодарить нас за великую милость. – Добавила Изора. – Мы, знаешь ли, не каждому её оказываем. Мы, можно сказать, занимаемся твоим образованием вместо тебя! Это почти как благотворительность.

А Калеб всё пялился. И пялился, и пялился, стреляя всё расширяющимися глазами то на член, то на одну дренейку, то на другую. Монотонно – ну точно голем, притом неисправный.

— Эээээ... Э?... – Едва сумел выдавить из себя парень.

Наконец, его уже вконец ошалевший взгляд зацепился за Мирру, будто та была спасательным кругом пояснительного толка.

— Это у неё от той неудачной охоты привычка: попалась как-то наша Стимула одному монстру – он её возьми да натяни щупальцами от рта до задница. А потом и вовсе ей в член залез – и даже глубже: такое с её шарами вытворял, что не описать. Полную кладку яиц прямо туда отложил – надулись арбузами. С тех пор она и пристрастилась к подобным забавам. – Объяснила старшая странные вкусы подруги.

— Визгов было! Как вспомню – сразу стояк каменный! – Протараторила воровка.

Стимула в ответ рыкнула на подругу.

— Ишь, разболталась! Не ты ли тогда стояла и наяривала, пока мои шары монстр дрючил? Ничего, скоро мы и до твоей жопки доберёмся, а то давненько тебя не рвали... Ну а теперича время затянуть мою любимую и самую подходящую песенку!

На пять голосов, компания рогатых отморожиц затянула старую песню. Не узнать её Калебу было трудно – её любили в окрестных и не очень кабаках. И сам молодой волшебник чуть было не начал подпевать, по старой привычке – да только ситуация не располагала, как и ощущения в пятой точке.

Однажды бравый адмиралВ порту корабль швартовал

Тот был побит, и вид видал,

И помнил кракена оскал

А кракен страшный – свят-свят-свят!Был на бортах его распят

И град портовый Кул-ТирасКорабль овацией... ВСТРЕЧАЛ!

И встретил! Да так встретил, что у Калеба, «корабля побитого», глаза на лоб полезли! Стоило дренейками прокричать последнее слово, как волшебница хвостом направила его член, а охотница резко качнула мощными бёдрами вперёд. И достоинство Калеба, несоразмерно маленькое её собственному, протиснулось внутрь уретры почти до упора – только обвившийся вокруг него хвост помешал сделать погружение полным. С такой силой, что упёршаяся в лобок головка чуть не отдавила «мальцу» яйца, заставив того завизжать.

— ИИИИИИ!!

О, извращённая и жестокая ирония! В первый раз за этот страшный день парню позволили побыть парнем и войти в женщину – насколько последнее в принципе можно было сказать про его партнёршу – но каким образом?! А сама партнёрша, тем временем, уже вовсю начала двигаться, вторя таранящей зад мага подруге, что успела убрать свой хвост, позволяя ей насаживаться насколько пожелает.

А желала она немало. Стимула трахала своего «мужчину» от всей души и со всего размаху. С насмешливым видом сложив руки на груди, она двигала серыми бёдрами с завидной ритмичностью, на всю доступную длину. Или вернее будет сказать глубину? Член парня то оказывался зажат тёплыми стенками до упора, то оставался внутри самым кончиком головки. Туда-сюда-обратно, скользя в узкой темнице чужого достоинства, щедро смазанной слюной и предсеменем.

Это не походило ни на что испытанное парнем. Знатный любитель задрать юбчонку-другую, сменивший не один десяток подружек, он перепробовал немало поз и способов любить. Рты и руки, сладкие персики вагин и узкие отверстия задниц, а также другие, менее типичные части тел – ему было знакомо многое.

Но это – нет. Пожалуй, наиболее сильно – и то было бы неслабой натяжкой – это походило на анальный секс. Уретра конского члена дренейки была узкой, подобно заду – да только не сыскать вовек было столь тугих поп, даже среди гномих и гоблинш! И поверхность внутри казалась более грубой – то ли от узости, то ли и вправду была такой. До боли она сжимала член Калеба, – каждое погружение было подобно тому, как если бы вокруг его достоинства сжимали кулак – и едва не обжигала страстью, кипевшей в дренейских венах.

Хуже пришлось его мошонке. Широченная залупа, до конца надвигаясь на член молодого волшебника, била того в пах и по яйцам. С такой силой била, что юнцу казалось – его пинают сразу и туда, и туда. Не будь его мочевой пузырь пуст, от таких ударов мигом опустошился бы. А яички каждый раз приплющивались и отлетали назад – того и гляди сорвутся со «стеблей» и потарахтят в мошонке! Несчастный мешочек плоти страдал уже в который раз за день – был бы голос, мошонка вскричала бы да взмолилась!

Но вместо неё кричал и молил её не менее несчастный владелец:

— Ааааааа! Стойте! Стойте, прошу! Вы мне всё отобьёте!

Серая была слишком погружена в процесс, чтобы ответить. Горящим взглядом она пожирала зрелище ныряющего в её член члена с той же ненасытностью, с какой пожар пожирает сухую траву.

— Отобьём – залечим! – Ответила вместо неё силачка. – Нам похер – мы с лечботом!

Мирра повернула голову к подруге. Причем в настолько неторопливой манере, что Калеб был готов поклясться – сопровождалось движение скрежетом камня о камень. И хоть жрица не стала удостаивать насмешку ответом, в её взгляде осталось какое-то недоброе обещание.

А противоестественное соитие всё продолжалось. Несмотря на все обещания дренеек, в такой смене ролей не было ничего мужественного – Стимула скорее трахала его шиворот-навыворот, чем позволяла ему трахать себя. Его роль была по-прежнему пассивной, но теперь особенно унизительной. Даже так, даже проникая в чужую плоть, именно он был снизу по сути, если не по форме слов.

Сзади же не унималась другая дренейка, с небесной кожей. Она то подавалась навстречу подруге, делая столкновения головки и яиц мага особенно жёсткими, то наоборот, сдавала назад, позволяя охотнице толкнуть того задом на её член. Такой двусторонний коктейль осязаний делал опыт парня вдвойне мучительным.

Но особенный ужас наступил тогда, когда дыхание Стимулы участилось, а движения стали более резкими. И не в том было дело, что теперь она с двойною силою давила кричащему парню его нежные шарики. Хуже был неминуемо приближающийся момент её кульминации – как, впрочем, и его тоже.

Сказать, что Калеб был напуган, было ничего не сказать. Он не имел даже самого смутного представления о том, что случится по достижению охотницей оргазма. А нечёткие образы, эти выблядки разыгравшегося воображения, рисовали картины какого-то немыслимого ужаса.

— Ай! Нет, прошу, прошуУУУУУУ!.. – Взмолился юноша вперемешку с криками. – Только не внутрь! Аааа! Я не знаю, что будет! Я умру, я умру!..

— Да не шибко ты волнуйся, малец! Оооох!.. – Произнесла Стимула вперемешку со стонами. – Не залетят шарики твои, да не лопнут – если мы не захотим!

И тем самым подтвердила одну из худших из его догадок. Вскричав, маг задёргался в злых объятиях дренеек. Но даже будь у него достаточно сил, чтобы вырваться – ха! Ему бы их вдесятеро больше! – было уже поздно.

— Оооооооооох! – Испустила длинный стон серокожая, насаживаясь членом на член до упора.

Её головка ударила в пах юнца с силой, сорвавшей задушенный вскрик с его губ. Горячая плоть конского фаллоса набухла, сжав его член тисками – теперь сколько ни тяни, скорее оторвёшь, чем вынешь. В этих горячих тисках он чувствовал каждую пульсацию крови, каждый спазм – как и тёмно-серые яйца ниже, дренейкин хер вовсю пульсировал, готовясь излиться.

Но сколь бы неприятными не были настолько тугие объятия, эти пульсации оказали на юного волшебника ожидаемый эффект. И первым, кто достиг финиша, была не дренейка, а он. С лёгким и слабым, измученным стоном он принялся спускать в самое неожиданное место, в которое ему только доводилось.

И всё юное воинство его живчиков под белыми знамёнами пошло на приступ единственного доступного им пути. Продвигаясь по горячим стенками, маркируя всё новые завоёванные территории павшими товарищами, попирая предшествовавшие им выделения в своём победном марше. Они неслись вперёд и вперёд, постепенно замедляясь, пока вперед не показалось другое воинство, тут же ринувшееся им навстречу.

Победный марш обратился в паническое бегство. Другая, стократ более многочисленная рать из десятикратно более могучих воителей в белоснежных шлемах смела их с пути с презрительной лёгкостью матёрых ветеранов. Она прогнала их с плацдарма, завоёванного с таким трудом, и развернула наступление на всю – говоря по правде, небольшую – ширину фронта. И вот уже оборонительные позиции его воинов были повержены, а сами некогда гордые бойцы бежали дальше под беспощадным напором супостата.

Это бегство было тотальным. Даже когда в глубине покорённых владений белоснежным ветеранам попалась крепость, запиравшая собой два тракта в самое сердце королевства, её защитники едва сумели оказать хоть какое-то сопротивление. Её попранные стены набухли армией вторжения, что устремилась дальше – к двум городам-столицам.

Проскакав по длинным и тесным трактам, на пути оттесняя и разгоняя остатки противника, войско вторжение ударило в городские ворота. Пробившись сквозь, оно ворвалось на лабиринт улочек и морем белых плюмажей заполнило петляющий беспорядок переходов. Подобно всем завоевателям без сердца и жалости, беловерхие воители врывались в каждый дом, обшаривали каждый закоулок в поисках добычи. И душили, душили, душили всех встречных массой своих тел, попирая их тела в яростном и злом триумфе.

Сверху до белошлемной рати победителей донёсся крик. Приглушённый расстоянием, раскатистый – казалось, то с самих небес кричал божок-покровитель поверженных твердынь. Кричал в отчаянном протесте.

— Ааааа!!! Прекратите, я погибну!

Калеб мотал головой, разбрызгивая солёные капли. Его глотка разрывалась от крика, а застланные слезами глаза не видели ничего. Голова юнца взрывалась от поступавших в неё сигналов и рождавшихся в ней эмоций: бескрайнее, обезмуживающее унижение и страх самого животного характера. Страшная боль и ещё более страшный коктейль из чувств: что-то тянулось, грозя порваться, что-то наполнялось, грозя лопнуть, что-то раскачивалось, грозя отвалиться. Что-то чувствовало на себе чужие удары, что расходились волнами по переполненной, набухшей плоти.

Что-то чувствовалась в таких местах и таким образом, где и как не должно было вовсе.

А сзади, всё ускоряясь, в него проникала Изора:

— Ухо-хо! Какое блаженство! Я прямо чувствую, как его простата набухает! А яйца, яйца – шикарно, дорогая, просто шикарно! Теперь у него настоящие, подлинные шары – наконец-то я их чувствую!

Её слова, сказанные над самым ухом, сумели пробиться в разум мага. Где тут же зажгли огонь паники. Ш-шары? Яйца?! Что она имеет в виду?!!

Он пожалел о том, что опустил взгляд. Его глаза, прежде затуманенные мучительными ощущениями, вдруг разом прояснились, расширяясь двумя монетами не самых скромных размеров.

Калеб видел всё, кроме своего члена. Полностью погружённый внутрь чужого, он едва угадывался основанием сквозь густой слой белого. Семя футы от огромного давления сумело найти дорожку наружу, обтекая член её жертвы и стекая ниже... Ниже!

— ААААААААААААААААААААААААААААА!!!

То был крик абсолютного, пронизывающего кости, заживо пожирающего волю ужаса. Потому что молодой маг получил достаточно точный ответ на вопрос о том, что же вызывало столь странные ощущения ниже пояса.

Его яйца было не узнать. Не слишком по людским меркам мелкие, обычно они висели двумя аккуратными сливками. Теперь же его несчастные дружки безбожно разбухли и покраснели, цветом и размерами уподобившись двум спелым гранатам. Белые потёки стимулиной спермы придавали туго натянутой коже глянцевый блеск и спускались ниже, на бёдра. А бьющая сзади мошонка волшебницы посылала по надутому органу буквальные волны – и фигуральные, по кричащей от боли нервной система мага.

— ААААА-КХИ! – Его пронзительный крик от резкого толчка сзади.

— Хватит верещать, бестолочь! – Сказала Изора, вбиваясь в него до упора. – Было бы от чего. А теперь, моя очередь!

Сделав несколько коротких толчков, она также достигла кульминации. Прижавшись своими текстикулами к его собственным, раздутым, и закусив его волосы, она отстрелялась глубоко в его потроха. Вскоре по бёдрам парня текло семя уже двух рогатых мужедев пока его яйца продолжали медленно бухнуть.

Спустя отрезок в несколько минут, что тянулись резиной, дренейки окончательно иссякли. Их органы начали опадать, и тот, что был в его заднице, даже выскользнул наружу с пошленьким хлопком, оставив после себя зияющее розовым и белым отверстие. Давление вокруг его «кораблика» также начало уменьшаться, и после нескольких болезненных рывков Стимулы, он всё-таки «снялся с якоря». Окатив напоследок пах юнца не поместившейся в его шариках порцией спермы, дренейка отошла назад, покачивая колодоподобным членом и кропя пол белым. Член же мага, перемазанный, жалко повис белым флагом, обильно истекая чужим семенем в противоестественной эякуляции.

Обежав довольным взглядом деяние... своей отличной от рук «конечности», серокожая издала довольный смешок.

— Ха! А ты молодчинка, малец. Давненько я таким не баловалась – порадовал старуху, ей-ей порадовал! – Сказала она, удовлетворённо проведя ладонями по щекам. – Ну и побыл заодно... хе, сверху. Как тебе такое, а? Любо вышло?

— Ааааааа... - Протянул в ответ Калеб, безвольно мотая головой в полубеспамятстве.

— Кажись, эт было «даааааа». Чётко ответил, пацанчик! Так держать, ёпт! – Вставила свой медяк лиловокожая.

— Знаете, может он и сопля ебаная. Но у меня на его счёт есть хорошее предчувствие. – Заметила воительница. – Главное не перестараться, чтоб Мирру не перегружать.

Мирра медленно повернула к ней голову, и взгляд жрицы был лишён привычной теплоты.

— Я благодарна тебе за твою предусмотрительность, Кальдера. Только что ты там про... «лечбота» говорила?

Она не дала подруге ответить. Её взгляд засиял магией, а живот эредарки вдруг заходил буграми, от чего та ойкнула, бросила держать Калеба и пулей выскочила из пристройки.

— Это что ты сейчас применила, интересно? – Спросила Изора, мигом заняв место убежавшей подруги.

Калеб снова оказался в плену чужих рук. Но несмотря на быстроту магички, он успел как следует осесть на лишившихся сил ногах, на секунду повиснув на одной Оторве. Переполненная мошонка его при этом здорово качнулась в сторону, заставив мага вскричать от боли.

Но дренейки обратили на его крик не больше внимание, чем путник обращает на гомон толпы.

— О, это? – Переспросила платиновая. – Воскрешение, моя милая. Всего лишь обычное воскрешение.

Остальные рогатые издали понимающее: «Оооо!» и переглянулись.

А Калеб всё висел в их объятьях, стеная и кряхтя. Ощущения пониже поясницы были ужасающими. Ныла раздолбанная изориным «жеребцом» задница, ошпаривала душу стыдом текущая по ногам чужая, парящая сперма. А яйца – красные, налитые – свисали чуть ли не до середины бёдер: чужое семя мучительно заполняло их, беспощадно оттягивало к земле. Он так и представлял себе, в полубреду, что они то ли оторвутся и укатятся прочь, то ли лопнут с громким хлопком.

Долго терпеть подобную полноту он не смог, и уже скоро просил своих мучительниц помочь ему освободится.

— Прошу... Сделайте что-нибудь! Внутри всё надулось... Госпожа Мирра... Вылечите, пожалуйста!

Но платиновокожая жрица лишь грустно покачала головой.

— Прости, малыш, но я не могу тебе помочь. Целительная магия не сможет удалить живчиков Стимулы из твоих шаров – они ведь не хворь какая. А если я восстановлю их упругость, они просто лопнут! Впрочем, если ты этого так хочешь...

Калеб почувствовал, как чужая магия проникает в его промежность. Его надутые яички сжались самую малость, но этого хватило, чтобы парень издал панический, протестующий вопль. Когда растянутая плоть начала съёживаться, возвращаясь в прежние размеры, объём жидкости внутри не поменялся. Боль была такой дикой, будто его хозяйство в кулаке сжал огненный голем.

— ААААА!!! Нет-нет-нет-нет, стойте! Я передумал, помогите мне как-то иначе! – Заголосил парень, осознав вдруг, что ещё пара секунд и его превратят в евнуха.

Мирра прервала своё колдовство. Бедные шарики мага, успевшие чуть-чуть уменьшиться и теперь туго натянутые, больше не ныли, но горели от боли. Чужое семя распирало их намного сильнее, угрожая, как казалось Калебу, порвать натянувшуюся плоть при малейшем неловком движении.

Он застыл статуей, вытянувшись на цыпочках стонущими от натуги стопами – даже если бы дренейки отпустили его, он бы продолжил стоять. Ему было боязно не то что двигаться, но даже дышать слишком глубоко. Просьбы юноши сменились мольбой.

— Умоляю, помогите. Мне очень больно. – Сказал он вполголоса, боясь шелохнуться. – Что-угодно... Сделайте что-угодно...

Стимула, чьё семя причиняло его достоинству такую боль, недобро улыбнулась.

— Что-угодно, говоришь? – Почти проворковала строгая охотница. – Родная, не поможешь мальцу? Его мошонка сейчас с моей начинкой точно вкусненький пирожок.

Отвлечённый мучительными ощущениями в святая-святых своего тела, юноша едва понимал сказанное. Она даже прозевал возвращение Кальдеры, что спустя пару минут отсутствия вернулась в помещение с видом неловко-виноватым. Пот обильно покрыл каждый дюйм его кожи, дыхание стало тяжёлым, а глаза гуляли туда-сюда как в тумане.

Он с трудом заметил движение перед собой – то эредарка вышла перед Калебом, тяжело покачивая фаллосом. Она пристально всмотрелась в его надутую мошонку, и в её оранжевых глазах горел странный голод.

— Ммммм... – Задумчиво протянула красная. – И правда на пирожок похоже. Ну что, сопляк, помочь тебе?

— Да... - Ответил Калеб, тяжело дыша.

— Точняк? А то чёт уверенности нет, мля. Вялый голосок. – Вставила свои пять медяков Оторва.

— Да! – Не сумел сохранить спокойствие юноша.

Его тело чуть дёрнулось, и раздутое хозяйство качнулось. Несчастный парень протяжно и жалобно застонал.

— Прошуууу...

Мужедевы обменялись игривыми взглядами.

— Хорошо. – Вынесла вердикт старшая, улыбаясь. – Кальдерочка, сделай ему свой «поцелуй».

— По-поцелуй? – Переспросил волшебник вяло.

Уточнять никто не торопился. Не щадя колени, мускулистая мужедева бухнулась перед ним с такой силой, что дерево скрипнуло, а её чёрная залупа громко шлёпнула по полу. Жадно облизнувшись, она вытянула язык навстречу промежности мага, что горела болью всего в полушаге от её лица.

Длинный шершавый орган прошёлся по яйцам, оставляя влажную черту. От внезапного прикосновения переполненные чужой спермой тестикулы качнулись во вспышке боли. Парень вскрикнул, а потом и вовсе закричал, когда красная, нисколько не заботясь о его ощущениях, обвила язык вокруг мошонки и сдавила.

— АЙ-АЙ-АЙ-АЙ-АЙ!!! Стой-стой-стой! – Запротестовал парень, над которым снова нависла перспектива лишиться шаров.

Рогатой садистке было плевать на его протесты. Вдоволь потискав чувствительные шарики, её язык скользнул к разбитому очку парня и принялся играть с чувствительным, раздражённым задним кольцом, слизывая сперму подруг. Калебу, как и прежде, оставалось лишь стонать да вскрикивать, когда юркий язычок находил особенно чувствительное место.

Покончив с входом в его внутренности, длиннющий орган погрузился ещё глубже – куда глубже, чем это удавалось кому-либо прежде. Язык красной деловито исследовал его вычищенные магией потроха безо всякого стеснения, а затем и вовсе принялся пальпировать кишечник изнутри. Это были странно – странно и больно ощущать чьи-то изучающие прикосновения так глубоко в себе. И парень вскрикивал, в сотый раз за день, когда тут и там на его плоском животе поднимались бугорки поддавливаемой языком плоти.

Не удовлетворившись и этим, воительница принялась натурально трахать его языком. Она то вынимала его почти до упора, до вгоняла куда-то так глубоко, что Калеб и понять не мог, где в такие момент оказывался кончик её языка. Судя по ощущениям, ей удавалось заходить глубже толстой кишки и погружаться в тонкую, но он не был уверен – всё это причиняло ему слишком большие дискомфорт и боль, чтобы сохранить ясность мыслей.

Юному волшебнику осталось лишь повизгивать, дёргаясь на руках дренеек. Надутые шарики его при этом танцевали, множа и распространяя болевые ощущения. Стоило ему кое-как взять себя в руки и замереть, щадя своё хозяйство, как эредарская садистка замечала это и делала особенно болезненное движение языком. Тогда парень дёргался, и его несчастная мошонка дёргалась вместе с ним, и крик боли его мужских долей проходил по всей нервной системе мага, пока не срывался с его уст.

А затем он и вовсе заорал, когда язык Кальдеры резко проскользнул до упора и начал гулять по стенкам кишок скребком, собирая сперму её подруг. Длинный отросток извивался-танцевал всей длиной – а с ним и юный маг, и его надутое хозяйство. От такой пляски шары парня превратились в очаги боли, внутренности горели, а на животе начали проступать и исчезать десятки маленьких бугорков. Будто под его кожей бегала стайка скарабеев-паразитов, что по слухам водились в иллитидских пустынях Калимдора.

Звук, с которым рогатая вынула свой язык, был особенно склизким и мерзким. Её длинный-длинный орган выходил долго, не торопясь собирая по пути все чувствительные точки – досталось и бугорку простаты, от чего член парня теперь стоял во весь свой невеликий рост. Заодно его распахнутый конскими членами анус буквально блестел теперь от слюны, а в потрохах не осталось и капли дренейского семени. Едва ли хоть раз в жизни его кишечник обладал столь девственной чистотой.

А пока он обмякал в руках лиловокожей и небеснокожей, Кальдера и не думала прекращать. Нет, к ужасу мага, до которого сквозь туман в голове вдруг дошло значение обронённого Миррой слова «поцелуй», всё только начиналось!

Причиной как его резкого прояснения, так и страха, стало недвусмысленное положение языка эредарской мужедевы, что насмешливо смотрела на него снизу-вверх, надрачивая себе рукой. Выставленный навстречу головке возбуждённого члена парня, он точно рыцарское копьё был нацелен в самый её центр.

Прямо в тугую, нетронутую щёлочку его уретры.

— Ну что, дорогуша? Так тебя ещё не целовали? – Томно шепнула перепуганному парню Изора, лизнув шею.

— Скажи «чмок-чмок», чушок! – Бойко произнесла ему на ухо Оторва и мягко укусила за мочку.

— По-по-подождИИИИИИИИИИИИИ!!!

Протест парня перерос в визг, когда гибкий отросток рогатой змеёй метнулся вперёд. Единственный ударом склизкий от слюны орган раздвинул вертикальные края щёлки и исчез внутри члена.

Калеб визжал поросёнком. Каждый раз, каждый проклятый раз, когда он думал, что достиг дна изобретательность дренеек, те лишь погружали его ещё глубже в свою извращённую фантазию! Видано ли такое – парень чувствовал, как теряет девственность, о наличии которой даже не подозревал!

И как теряет! С огромным, мучительным трудом язык красной не погружался – пробивался вглубь его бедного члена. Как змея или червяк, он слега извивался из стороны в сторону, стараясь найти лазейку, раздвинуть острым кончиком неподатливую плоть и преодолеть очередную отметку. Сантиметр, два, три, полчлена – движение не прекращалось ни на мгновение, а с ним не прекращалась и боль.

В какой-то странной, неправильной мере он был благодарен Стимуле за тот ужас, что она с ним сотворила. Если бы не следы оргазма серокожей, щедро заполнявшие всё его достоинство от кончика члена до самых глубин яиц, его хер либо рассудок просто не пережили бы подобную пытку. Ведь даже обильно увлажнённый слюной и спермой гибкий отросток чувствовался скорее не мягкой ленточкой плоти, но туго свёрнутой наждачной бумагой.

Мельчайшие и мягчайшие бугорки, покрывавшие язык эредарки, ощущались шипами – и он чувствовал каждый. Чувствовал каждым миллиметров насилуемого прохода, что вовсе не был предназначен для каких-либо проникновений. А его мозг, в свою очередь, не был предназначен терпеть подобное.

Маг было начал вырубаться, перегруженный ощущениями как штормградский клерк бумагами, но у рогатой отморожицы были на сей счёт свои планы. Видя, что голова мага начинает безвольно откидываться в сторону, та сделала самое простое для его взбадривания. Свободной рукой от всё души отвесила его шарам хорошего щелбана.

И любой намёк на сонливость, негу или потерю сознания как рукой сняло.

— АААААААА!!!! – Завопил Калеб, срывая голос.

— Ме шпи, шофляк! – Пробормотала эредарка вокруг собственного языка. – Фах фе имфефефмо.

Да уж какой тут сон! Все болевые ощущения, которые раньше терпели его бедные шарики, с этими не шли ни в какое сравнение. Их будто раскалённым клинком пронзили, да так и оставили в ране горячий металл, медленно жарящий плоть. От места удара крепкого пальца рогатой по всей мошонки и низу живота расходились волны боли. А на них сверху накладывались ощущения в члене, события в котором достигли кульминации.

Вздыбив нижнюю сторону полового органа вдоль распёртой уретры, язык достиг основания – но его хозяйка и не думала останавливаться. Он проскользнул ещё глубже, и крик мага сменился недоумённо-болезненным стоном. Что-то очень и очень чувствительное отозвалось внутри его тела, когда гибкий отросток рогатой вошёл туда и начал теребить нежную плоть кончиком.

С каким-то странным, полным удивления ужасом, маго понял, что девственности только что лишилась его простата. А пока он пытался свыкнуться со странными, не вполне болезненными и не вполне приятными ощущениями, рогатая резко вытащила весь свой язык...

Чтобы так же резко вбить его обратно, разом проскочим весь член от кончика до основания и проникнув в простату, на пути обдирая все возможные поверхности. А потом начать водить им взад-вперёд, буквально трахая языком и член, и простату.

Под смешки дренеек, маг завыл-зашёлся криком:

— УУУУУУУАААА!!!

— Каждый раз так воют. – Откуда-то со стороны задумчиво заметила старшая из дренеек.

— Ещё бы им не выть. Кальдерка родненькая у нас мастерица. – Довольным тоном заметила сказала охотница.

— Агась! Я как свой первый раз вспомню... - Добавила Оторва, мечтательно.

Её ответ страшно не понравился Кальдере.

— Фафни ефло! – Злым голосом пробасила воительница. – Форррфу фопу!

—.. .я аж обоссалась Злючке прямо в рот. – Закончила лиловокожая

Держа Калеба за плечи, она глядела на краснокожую подругу, закусив губу и жадно сверкая аквамариновыми глазами. В них горела нескрываемая похоть – и наглый-пренаглый вызов. Член же её лиловый подрагивал в предвкушении – капли предсемени то и дело срывались с него вниз, пятная пол белым.

Глаза эредарка сверкнули в гневе, но самая она не сдвинулась. Не пришло ещё время отыгрываться на воровке.

— Всё никак не уймёшься. – Сказала охотница. – Опять у тебя настроение... ссссучье.

Прежде, чем пребывавшая в «сучьем настроении» дренейка успела по обыкновению вставить фразочку-другую, серая схватила её за рог. Нажимая на него, как на рычаг, она заставила мелкую подругу повернуть голову и подарила ей жаркий поцелуй.

— Больно ты торопишься нас соблазнять, подруга. – Дипломатично заметила Изора. – Нам сначала этого уработать, друг с дружкой можно и потом.

Магичке никто не ответил. Парочка страстно целовалась, сплетая гибкие лицевые щупальца, старшая подруга решила насладиться шоу в тишине, а Кальдера была занята хозяйством Калеба. И даже болтовня с её участием не заставила краснокожую снизить темп ни на йоту. Её язык всё так же драл хозяйство парня, вылизывая его член и простату изнутри.

И пока продолжалась экзекуция мужских долей пленника, серая наконец-таки оторвалась от воровки. Страстный поцелуй подруги распалил её без меры, но лиловую задницу Стимула решила оставить на потом. С налитым похотью хуём, под цокот копыт она сместилась за спину парню, и молодой маг почувствовал, как крепкие руки оттягивают назад его поясницу, заставляя прогнуться в спине.

Язык серокожей, что крепко сжимала его бока, прошёлся магу по загривку. Влажную от слюны кожу обдало жарким дыханием, а раздавшийся сзади голос, обычно строгий и собранный, от похоти звучал теперь неровно.

— Не занято?

Она проникла в него одним решительным движением. Сын купца даже был в чём-то благодарен Мирре за то, что в этот раз она не стала лечить его раздолбанную задницу. Когда толстенный член Стимулы заполнил прямую кишку юноши и устремился дальше, его простата запела по-новому, оказавшись между мясным молотом охотницы и наковальней языка эредарки, распиравшим чувствительный бугорок изнутри. Часть органа посередине под их обоюдным давлением сузилась настолько, что обе рогатых мужедевы прекрасно чувствовали друг друга.

Обменявшись понимающими взглядами – да со сколькими несчастными они успели проделать этот трюк?! - дренейки пришли в движение одновременно.

Серая если и сдерживалась, то без особых стараний. Её хер вгонялся в податливую попку с такой силой, что надутые её же стараниями шарики мага зашлись в мучительной пляске подскоков и падений, и ударов мошонки о мошонку. От тяжести фрикций ступни повизгивающего, взвывающего юнца поднимались на цыпочки и отрывались от пола, и Изоре с Оторвой пришлось постараться, чтобы его щуплое тело не выскочило из рук.

— Осторожней с оглоблей, Туча Серая! – Рассмеялась воровка, пожирая глазами шоу рядом собой.

Пока «Туча Серая» работала сзади, красная принялась ещё яростнее трахать языком член и простату несчастного парня, до жжения растирая чувствительный орган и канал уретры. Стараясь доставить подруге максимальное удовольствие, она практически облизывала её конский член прямо сквозь тонкий слой его плоти.

Видя, как увлечённо её подруги-подчинённые занимались друг другом и пленником, к действу решила присоединиться Мирра. Без лишних слов жрица схватила воительницу за мускулистые бёдра и рывком подняла с колен. Поняв намерение платиновокожей, не сбиваясь языком с яростного ритма и не замедляясь, эредарка призывно отклячила мускулистую задницу и подняла хвост, открыв полный доступ к своей анальной дырке,

Большего приглашения жрице не требовалось. С протяжным стоном она плавно натянула красный зад подруги на своё достоинство, и две их массивных мошонки встретили одна другую.

— Оооох! Хорошие же в Легионе задницы. Не то что у азеротских...

С этими словами жрица принялась таранить мускулистую попу, медленно наращивая темп, пока красная охотно подмахивала ей, надрачивая свой чёрный фаллос. И к воплям мага и влажному чавканью языка и члена внутри его тела добавились размеренные шлепки яиц дренеек.

Темп их фрикций то уменьшался, то увеличивался – они намеренно растягивали время и удовольствие, терзая плоть парня и друг друга. Его член от неестественного сношения онемел, а простата просто кричала от чрезмерной стимуляции с обеих сторон. Вопреки всякому желанию, он почувствовал приближение оргазма – самого странного, какой у него когда-либо был.

Калеб застонал и задёргал бёдрами, но желанная разрядка так и не наступила. Эредарка повторила с ним тот же трюк, что уже проделала с охотницей, перекрыв простату языком, как пробкой. Мощный поток не нашёл ни выхода, ни дороги назад, создав глубоко внутри тела ощущение болезненной заполненности.

— Ишшо шиво, шопляк! Хоншять фуфешь фохда мы фосфолим! Фефпи фафай! – Пробормотала красная вокруг языка.

И он терпел – что ему ещё оставили? Не одну мучительную минуту терпел, чувствуя, будто его переполненные яйца вот-вот взорвутся. Терпел да подскакивал, пока охотница насаживала его на свой массивный член, а спереди жрица трахала краснокожую.

Наконец, сначала жрица, а затем охотница глубоко вбились в своих партнёров, заливая потроха семенем. Калеб аж от пола оторвался и засучил ногами, до упора насаженный на конский хер, пока семя дренейки лилось по его ногам от бёдер к подрагивающим пальчикам.

Только тогда Кальдера позволила парню кончить, вынув язык и пошире раскрыв рот, жадно ловя тугую струю из смеси густого семени серокожей и его собственной водянистой спермы. Закинув голову и повиснув на руках дипломатки и воровки, Калеб закричал на всю пристройку от облегчения.

С чавкающими хлопками, Мирра и Стимула вынули члены из своих партнёров, хлопнули друг друга в ладоши и рассмеялись.

— Фух! Всё-таки хорош наш малец. Уютная насадочка. – Заметила строгая серокожая дренейка. – Эй, малой, ты там спишь, что ли?

Машинально, он покачал головой – хотя её предположение было недалёким от истины. Им овладела послеоргазменная нега, и, если бы ему дали лечь, юноша вырубился бы мигом.

— Нет? Вот и славненько. А то Кальдеру нашу родненькую так и не ублажил как следует. Ей побольше вкусностей надо, а не одну жиденькую струю.

Не вполне понимая, о чём идёт речь, парень бросил взгляд вниз. Оттуда на него хищно глядела своим огненными глазами эредарская мужедева, как зверь, поджидавший в засаде добычу. И дичь была прямо перед ней – язык рогатой уже завис у входа в его опавший член, пританцовывая от нетерпения.

Запротестовать он просто не успел. Когда она вдруг выбросила язык вперёд, мигом найдя раздолбанное отверстие уретры, он сумел лишь громко завизжать, забившись в руках дренеек:

— ИИИИИИИ!!!

И на этот раз краснокожая пошла дальше. Единым рывком преодолев уретру, её язык рванул глубже, сквозь избитую простату в семявыводящие протоки – и дальше.

Калеб завыл от ощущений, которые не мог себе представить. В них смешивались боль и удовольствие, но и их затмевал неописуемый дискомфорт, что был даже хуже боли. То был терзающий сознание коктейль: пронзённая шершавым языком уретра горела огнём, нанизанная на него же простата пела от удовольствия, а уж что творилось в тонком, теперь безнадёжно растянутом тоннеле семявывода... Это место в принципе не должно было ощущаться, а уж тем более ТАК – Кальдера буквально протрахивала тонкий канал языком, с каждой фрикцией погружаясь всё глубже и глубже. И тот мерзкий факт, что в нём ещё осталось немало спермы серокожей, игравшей роль импровизированной смазки, в данный момент виделся магу благословением.

Чем глубже заходил её язык, тем более нестерпимыми становились ощущения. А будучи образованным человеком, Калеб достаточно разбирался в анатомии – знание, которое в данный момент не добавляло ему радости. Он не только чувствовал, но понимал, что именно творилось внутри его тела.

Протиснувшись через главный семенной канал правого яичка, язык краснокожей зазмеился из стороны в стороны. На его пути раскинулся кривой лабиринт более тонких каналов, и длинный орган потратил пару мучительных минут, растягивая их стенки. Пока, наконец, не пробрался в саму тестикулу.

Там, в святая святых мужской гордости Калеба, Кальдера исполнила языком такое, что вой парня перешёл в череду хрипов и стонов, а его глаза до одних белков закатились в череп. Тестикула внутри делилась на дольки, испещрённые лабиринтами проходов, что сходились к основанию органа, образуя сеть-перекрёсток. Сейчас всё это болезненно разбухло чужим семенем от неестественного соития, которым его «наградила» Стимула – оно то и было целью краснокожей.

Язык демоницы принялся скрести внутри яйца Калеба, собирая сладкий нектар серокожей подруги. Поскребя шершавой поверхностью против тончайших, чувствительных стенок внутри яичка, она свернула кончик языка колечком и принялась вытаскивать. В колечке она как в зажатой пятерне сжимала немного собранной спермы.

Голос вернулся к магу новым воплем. Если ощущения от проникновения с трудом поддавались описанию, то когда силачка начала вынимать язык, описанию стала плохо поддаваться боль. Эредарка тянула язык на себя как жадный едок, что набрал полную пригоршню орехов и теперь пытался вынуть руку из банки – только в отличии от глиняного сосуда, стенки семявыводящих каналов Калеба были куда податливее. Кончик языка, как сжатый кулак, растягивал их на пути наружу, отмечая каждый дюйм тонких каналов жгучей болью.

Вынув из яиц Калеба порцию спермы подруги, Кальдера жадно заглотила её и зажмурилась от удовольствия. Она бросила на серокожую томный взгляд и произнесла на выдохе:

— Вкусно!

— Ещё бы. – Ухмыльнулась охотница, посылая ей воздушный поцелуй. – Я тебе полную порцию налила. Кушай на здоровье, родная.

И родная кушала – на два, на три, на тысячу здоровий! Вопреки протестующим воплям мага, язык красной вернулся внутрь его надутого чужой спермой яичка. Танец гибкого органа продолжился, постоянно перемежаясь мучительным выходами, пока она не исследовала каждый поворот лабиринтов тоненьких проходов, не выскоблила дочиста каждый закуток. И только когда правое яйцо мага опустело и от чужой, и от его спермы, став заметно меньше левого, эредарка прекратила пытку.

А потом всё повторилась снова, уже с левым яичком. Снова неописуемость проникновений сменялась неописуемой болью извлечений, и Калеб снова кричал, пока его левую тестикулу медленно освобождали от бремени чужой спермы. А огромная рогатая тварь перед ним всё причмокивала семенем подруги, перекатывая белую жидкость во рту, как сладость.

Он не понимал, сколько времени длилась экзекуция его половых органов. Минуты крадутся незаметно, когда нутро твоих яиц изучает чей-то язык. Кажется, державшие его дренейки сменялись. Кажется, кто-то трахал то его, то краснокожую. Он не был уверен – уверенность принадлежала лишь мучениям, но никаким другим мыслям или чувствам.

Испытанные им ощущения были за гранью любых слов. Не было ничего удивительного, что даже опытный любовник вроде Стимулы терял над собой всякий контроль, стоило эредарке проделала с ней такое. Молодой маг не мог сказать, больно ему было или приятно, хорошо или плохо. Он не знал, молить Кальдеру о прекращении этой пытки – или умолять продолжать её вечно.

Она же смотрела на него снизу-вверх с издёвкой – будучи снизу и обслуживая его языком, в то же время именно мужедева была активным партнёром. Да ещё и таким лишающим мужественности способом – никогда он не смог бы предположить, что кто-то буквально трахнет его мужское достоинство. Сделает из него женщину даже в таком месте, обратит саму его гордость самца в дырку для удовольствия.

Когда силачка закончила поглощать содержимое его тестикул, обесчещенный со всех сторон парень просто висел на руках её подруг. Уже в который раз оставшись без сил, он лишь тихонько постанывал.

А проклятая ночь наказания была в самом разгаре.