Не езди к спонсору, любимая! полная версия

Oksana Litovchenko

Не езди к спонсору, любимая!

полная версия

I.

Это был странный конкурс. Вроде вокальный, а чего ж тогда участниц одели в купальники? Да они чуть ли не голыми должны были выступать. Вот и получалось, что они по очереди не петь выходили, а показывать свои тела — голые ноги, голые спины, и, чем бесстыднее себя вели, тем больше восторга было у жюри, а зал, так тот вообще заходился в овациях.

Катя шагала по фойе Дворца культуры, бегло отражаясь в высоких зеркалах, и ее отражение чуть не плакало.

Да, певица вроде бы и во все ноты попала, и в финал вышла, но показать себя так, как могла, как хотела, раскрыться так, чтобы все увидели ее внутренний мир, ее душу, ей не удалось.

Волнение проклятое. Ах, если бы спеть так, как она поет дома, одна, или в кругу родных, когда даже соседи в прилегающих квартирах затихают от восторга, вот это был бы класс. Тут не то что Гран — при, а счастливый билет в шоу — бизнес можно было вытащить. Не зря же в жюри конкурса были настоящие звезды.

Но все это еще пол - беды, беда в том, что участница была так затюкана этим конкурсом, что дома, перед «дефиле», перепутала купальники, надела не тот. Он то сумасшедше красивый, нежно розовый, с ошнуровкой по талии, но очень опасный, в нем ходить и то надо было осторожно, уже не говоря о том, чтобы как — то крутиться, изгибаться и вилять попой, коварный он купальник этот — от сильных движений полоска в промежности свивалась чуть ли не в ниточку, а могла и в щелку забиться, тогда вообще караул. Именно это на сцене и произошло — фривольный наряд во время выступления явил публике то, что Катин парень Олег любовно называл «пельмешком».

Лишь тут девушка улыбнулась, то есть, когда вспомнила своего возлюбленного и его поклонение ее пельмешку, уж как он его только не лелеет - трогает, гладит, целует и всяко тетёшкает, словно тот - отдельное живое существо, очень нежно с ним обращается, пожалуй даже нежнее, чем иногда следовало бы. Он ведь тоже не игрушечный, возбуждается.

— Акиньшина, - окликнули ее с крыльца, когда она уже сошла с их ступенек. Конкурсантка обернулась.

Солнце отражалось во внешних стеклах вестибюля, напрочь заливая ярким светом тот самый участок крыльца, где были двери во Дворец, и начинающая вокалистка спустила свои зеркальные очки с темечка на глазницы.

Вверху стояла Аглая Денисовна, администратор конкурса, особа пожилая и стервозная. Она так и торчала, строгая, как школьный завуч, в страшно зауженной юбке, белой блузке с пышным воротом, прижимая к груди какую — то красную папку.

— Акиньшина Екатерина Евгеньевна? - Строго переспросила она, глядя на подопечную, словно видела ее в первый раз, хотя уже знала, как облупленную.

— Да, - в такт ей кивнула конкурсантка.

— Вы не могли бы вернуться сюда, на минуточку.

Катя взошла на крыльцо.

Стерва посмотрела на автостоянку, на проезжую часть, на парк, наконец перевела свои блеклые, синие глаза на студентку:

— Ну что, вас можно поздравить?

— С чем?!

— С победой в конкурсе.

— Какая еще победа, когда даже финала не было?

— О, да, финала не было, а победительница есть, если конечно не будет дурой.

— Аглая Денисовна, не мучьте меня, я и так сама не своя.

— Почему?

— Я была не в голосе и купальник этот...

— Да уж, наряд у тебя был подходящий. Выше всяких похвал.

— В смысле ?

— Тебя Глеб Олегович отметил. Сам!

— И что теперь?

— Ты что, дурочка? Генеральный спонсор конкурса оценил твое выступление. Мне продолжать, или тебе уже и так все понятно?

Аглая помолчала, снова обвела взглядом пейзаж и продолжила задумчиво:

— Видно и вправду, смелость города берет. А в нашем случае, так и прямое бесстыдство.

Низенькая Аглая теперь круто исподлобья смотрела на собеседницу с какой — то даже иронией глазами, ушедшими глубоко под самый лоб, в норы глазниц.

— О чем вы? Что — то я не пойму, - растерялась вокалистка.

— Да все ты понимаешь, блеснула так, что САМ чуть не ослеп.

— И что мне теперь, от счастья прыгать?

— Это уж твое дело, прыгать тебе или колесом катиться, да только ты пойдешь с ним в ресторан, а после он тебя и сделает звездой.

— Нет, я не пойду. Вот еще, он совсем не в моем вкусе.

— Ой, ой, глядите на нее, «вкус», а для кого ж ты жопой на сцене вертела.

— Ни для кого я не вертела, все вышло случайно. Да этот спонсор ведь и не сидел в жюри.

— В жюри ему не надо сидеть, не по рангу, но он все видел, и ты это знаешь. Ты мне целку — то не строй, скажи еще, что ты нечаянно купальник натянула на два размера меньше.

— Ну да, я перепутала.

— Дорогая моя, я слишком долго живу, чтобы верить такие вот квантовые запутанности.

— А как же конкурс, финал, я ведь готовилась, что девочки скажут?

— Боже мой, какие мы великодушные. А что ты думала, когда одевалась, как шлюха?

— Меня не так поняли.

— Не важно, как тебя поняли. Главное, что поняли. Получите и распишитесь. И что ты мне тут сейчас очки втираешь, добилась, так пользуйся. Такой шанс выпадает раз в сто лет, мужчина, миллиардер, и вдруг этому олигарху нравиться наша простенькая такая Катя, хотя там и других девочек было полно, и уж получше тебя. Но Катюша у нас шустренькая такая, прочуханная, подсуетилась, она знает как себя показать. Не в голосе она, зато ляжками вертеть умеешь.

— Да не пойду я никуда, вот еще...

— А не пойдешь, так он тебе такую жизнь устроит, что не то что сцена, тебе вокзальные туалеты раем покажутся, - зашипела Аглая. - Ну, пойми ты, дурочка, - неожиданно смягчилась старая сводница и дружелюбно тронула предплечье красавицы, - да, сейчас ты в теле, в соку, а завтра, глядишь, уже и облетел твой цвет, никому уже и не нужна. Вон, как я, порхала как стрекоза, думала, вечно буду юной, а дунул ветер, остались одни тычинки.

Наставница задумчиво глянула в даль, Катю пронзила искренняя грусть ее синих глаз, и девушке на миг даже стало жалко эту битую жизнью женщину:

— Сходи, - уже по доброму уговаривала та. - Он ведь не зверь, познакомишься, оглядишься, осмотришься, а там видно будет. Отказаться - то всегда успеешь.

II.

Прямо из парка Екатерина вызвонила своего парня Александра:

— Есть дело.

Она была буквально потрясена тем беспардонным приглашением, и всем тем, что было связано с конкурсом, не знала, за что хвататься.

Они сидели на лавочке у торгового центра, приятный летний вечер овевал теплым ветром их лица, отсвет лимонного заката озарял верхние этажи высоток, делая из почти невидимыми, напрочь размытыми в небе.

— Меня на свидание пригласили, - сказала Катя.

— Кто? - Спросил Саша.

— Мужчина.

Кавалер вроде бы равнодушно посмотрел на журнальный ларек, на большие, круглые часы над входом в аллею, но девушка видела, как дрогнули его длинные ресницы.

— Ну, скажи что — нибудь, - толкнула его локтем подруга.

— Тебя пригласили, ты и говори. Кто он, откуда, зачем?

— Он очень богатый и жутко знаменитый, - и добавила насупившись:

— И страшный, как орк.

— Понятно.

— Что «понятно»? Ты что меня, не ревнуешь? Ты меня отпускаешь к нему?

— Ревную.

— Почему же тогда не устроишь скандал, я не знаю, ну закричи, наори, ударь, мне и то легче будет. Чего ты молчишь, как плюшевый?

Катя распсиховалась и надула губки:

— Гляди ты, я его люблю, а он меня не ревнует. Ты меня не любишь, совсем, ни капельки, да? Не любишь?!

— Да пойми ты, любить, это значит доверять, - вспыхнул поклонник, схватил девушку за плечи, всмотрелcя в ее глаза:

— Тебя пригласили, тебе и решать, идти или нет, и не надо на меня перекладывать ответственность, не правильно это. Ну закачу я скандал, стану запрещать и что, ты не пойдешь? Да даже если я тебя под замок посажу, ты же меня потом всю жизнь проклинать будешь? Ты такой любви от меня хочешь? Ну, отвечай!

Подруга отвела взгляд.

— Вот то - то же.

— Никуда я не пойду, - вздохнула девчонка и прижалась к своему парню. Тот обнял ее за плечи, дышал ароматом ее волос глубоко, до слез, смотрел поверх ее кудлатой головы на этот мир, полный звуков и красок, и улыбался во весь рот. Юноша был счастлив.

— А нам однажды на лекции по минералогии в универе про Лунный камень рассказывали, - подняла глаза на кавалера студентка.

— Что еще за камень такой?

— Он белый, а изнутри светится розовым или ультрамариновым, как будто в нем горит огонек. Говорят, он приносит несчастье.

— Да ерунда это, никого не слушай.

— Ты мне подаришь Лунный камень?

Ухажер еще сильнее прижал подружку, сжал ее ладошку, поднес к губам и тихонько перецеловал по очереди все пальчики.

III.

Ну, а потом был ресторан, Катя никогда и не мечтала о таком - шик, блеск и европейский сервис. Да, да, она приняла приглашение. Она мечтала о большой сцене, и решила все — таки использовать выпавший шанс. И теперь новоявленной посетительнице даже было как — то не по себе во всем том ресторанном, кричащем великолепии. В пику своему откровенному сценическому «костюму», теперь девушка оделась даже излишне скромно, и все равно она не знала куда деваться и прятала глаза от спутника, от официантов, от других посетителей. Новое платье было тесновато в талии, оно так жестко перехватывало девушку, что даже немножко вытесняло животик, и студентка этого очень стеснялась.

Хорошо хоть ее кавалер, тот самый Глеб Олегович выглядел немногим лучше гоголевского Вия, на его фоне любая покажется красавицей. Какой — то грубый и тяжелый, как литая, медная чушка, неотесанный и коренастый, с головой, вросшей в плечи, с редкими, длинными волосенками, зачесанными назад, весь в бурой, бугристой коже. Но ему, кажется, было совершенно наплевать, как он выглядит, он чувствовал себя хозяином положения, банкетного зала, самого ресторана, и, кажется, всего мира.

Вел он себя беспардонно, говорил громко, громче всех в зале и гоготал так, что дребезжали стекла, и конкурсантка готова была провалиться сквозь землю. Правда, со спутницей был учтив, в начале даже неуклюже привыдвинул ей стул, чтобы она присела.

Когда пара разместилась за столиком, олигарх кивнул своим телохранителям, столбами вставшим за его спиной, мол, оставьте нас, и те мгновенно растворились в воздухе.

Эти его охранники напоминали кенокефалов — широкоплечих людей с собачьими головами, с рельефными торсами, словно высеченными из камня. Как и куда эти громады смогли так бесшумно испариться, было загадкой.

Бизнесмен вернул меню официанту, перевел глаза на девушку, долго с явным интересом, даже какой то иронией, сверлил ее взглядом своих мелких, пронзительных глаз, наконец поднял тост и ободряюще подмигнул:

— Ну, за смелых!

Красавица тихонечко коснулась своим бокалом чужого стекла и тихонько отпила.

Специальными, остренькими щипчиками ее спутник ловко вскрывал лобстера, аппетитно и шумно высасывал сладкую белоснежную мякоть, забавно пуча глаза, и сок стекал по его толстым пальцам.

Другие посетители, в особенности спутницы богатых мужчин, кидали завистливые взгляды на нашу героиню, которая сначала чуть ли не вздрагивала от них, а потом, неожиданно для самой себя, распрямила спинку и с гордостью огляделась вокруг.

Она снова подумала о том, что такой неотесанный партнер, пожалуй, даже на руку ей, при нем любая выглядит аристократкой.

А еще там витал удивительный парфюм, какой — то тонкий и четкий, словно у этого вечера и не могло было быть иного аромата. Это был именно тот запах, по которому мгновенно понятно, что стоит он тысячи долларов.

Не смотря на то, что Катя чуть ли не под самую голову закуталась в консервативное платье, все равно выглядела она потрясающе.

Густой, светлый волос с еще более светлыми нитями был убран в тугую косу, в ушах поблескивали крупные серьги обручи из дешевого металла, но на такой красавице смотрящиеся дорого. Высокие скулы, зеленые глаза, белые руки, кольца. И фужер с пламенеющим вином в тонких пальцах.

Прелестная посетительница смотрелась несколько старше и опытнее своего возраста, но это не портило ее, а даже как — то возвышало.

Катя теперь кидала короткие взгляды на спутника и думала, что если бы его белоснежные зубы были чуть тусклее, ей было бы как то легче и лучше. Да, весь его образ был темен, но зубы нестерпимо сияли, как бриллиантовые, и от того, что у этого чудища какие крепкие зубы, было даже как — то страшновато.

Спонсор то и дело охватывал ее взглядом бесцеремонным и подбадривающим, девушка ощущала это беспардонное обшаривание своего тела, как физические прикосновения, но вино уже делало свое дело, сладким, коварным теплом оно разнеслось по венам, и жадные глаза партнера уже не оскорбляли девушку, а как — то словно бы утешали и подкрепляли.

Надо отдать должное, в этом Глебе Олеговиче было что — то, что позволяло его женщинам чувствовать себя именно женщинами, не чухонками забитыми, а желанными прелестницами.

Вот он впился глазами в ее шею, девушке почудилось, что этот черт лизнул ее горячим кончиком языка, она даже вздрогнула и покрылась гусиной кожей.

Работали кондиционеры, гнали прохладный воздух, и кавалер по своему понял это ее движение. Он снял с себя пиджак, накинул на плечи подруги. Он был невесомым и теплым, и наша пташка благодарно поправила его ворот у себя на груди.

Катя попробовала было взять пример с партнера и как — то совсем уж огульно раскрепоститься, но у нее ничего не получилось.

Не смотря на пришедший внутренний комфорт, внешне она все еще была напряжена, скромно, как птичка, клевала угощения, не чувствуя их вкуса и все так же избегала взглядом ухажера. Она бы с удовольствием всосала в себя спагетти с сыром, но она стеснялась.

— А вы, я вижу, не знакомы с правилами этикета? - Спросил Глеб.

Катя залилась краской по самые уши:

— А я. .. да, в общем,. . - беспомощно залепетала она.

— А вы знаете что? - Перебил ее коммерсант.

— Что?

— А вы пошлите его на фиг этот этикет, - хлебнул из бокала этот Олегович и расхохотался на весь зал, вновь испугав тамошнюю публику.

— Вот, попробуй, это вкусно, - отломал миллиардер прямо голыми пальцами клешню от краба и воткнул ее Катину тарелку с салатом «Цезарь». - Давай, смелее, считай, что этого мерзавца специально для тебя отловили на дне морском.

— Краба?

— Его. Торчал под обломком мачты, думал на глубине отсидеться, но явились рыбаки, да тут его и сцапали. За жабры и - на воздух, потребителя хренова, - снова расхохотался богатый поклонник, и певица тоже залилась тоненьким колокольчиком.

Она тихонько лизнула шипастый панцирь, он был солоноватым и пряным.

Новоявленный Катин поклонник в миру имел славу неоднозначную, из пестроты газетных статей о нем можно было почерпнуть самые противоречивые сведения. Из одних выходило, что он редкий самодур, в других утверждалось, что он большого ума бизнесмен, из третьих следовало, что он жуткий скупердяй, в четвертых писали, что щедрее него трудно отыскать человека.

Наверняка было известно лишь одно, что он оголтелый женолюб, но и тут была странность — заприметив красавицу, он тут же делал ее беременной, честно женился на ней и жил в любви и согласии до новой свадьбы, не имея половых контактов со сторонними женщинами. На момент описываемых событий бизнесмен был женат пятым браком, от которого порастал очередной наследник знатного отца.

— Так, значит, ты, Екатерина, артисткой стать хочешь? - Аппетитно хрустел свиным хрящиком меценат.

— Да, хотелось бы, - несмело улыбнулась молодая вокалистка.

— А будешь моей женой, - просто сказал Глеб Олегович, заглянул в глаза спутнице и снова ощерился.

— Вы за этим конкурс устроили? - Приподняла уголки губ студентка.

— Почему только за этим? Мне, например, музыка нравится, ну и вообще.

— А живопись вам не нравится? - Вино уже вовсю бурлило в крови девушки, та явно смелела.

Ей даже показалось, что она наконец взяла верх над этим снобом, и уж где, где, а в изобразительном искусстве точно его перещеголяет.

— Смотря какая, примитивизм — не мое, а вот жанры, через которые художник имеет возможность раскрыть свой богатый внутренний мир, явить свою душу, очень даже приветствую, - энергично шевелил лысыми бровями этот ценитель искусства.

— Например?

Он пожал плечами:

— Ну, например, классицизм, реализм, поп — арт, импрессионизмом интересуюсь.

— А Моне вы случайно не знаете? Это художник такой.

— Лично не знаком, но «Завтрак на траве», «Руанский собор» и «Бульвар Капуцинок» - очень даже, но самая высота у него, на мой взгляд, «Дама с зонтиком». Любишь гулять под зонтом? - Снова подмигнул коммерсант и опять громоподобно расхохотался:

— Как ты лихо по сцене — то прогулялась. Блеск! Такое написать никакому Моне и не снилось.

Спутница в который раз залилась краской, которая перекрыла ее румянец от хмеля:

— Уважаю дерзких, - опять поднял бокал мужчина, эта девушка нравилась ему все больше.

— А у меня у Моне «Маки» любимые, - спрятала та глаза, про «Маки» она сказала лишь бы что — нибудь ляпнуть, хотя эта картина ей действительно очень нравилась.

— А что там хорошего?

— Ну, композиция, цвета, настроение.

— Так динамики — то никакой нет.

— А вам обязательно динамику подавай.

— Вот на конкурсе была динамика. Там было все: свет, фон, композиция. А, главное, там была жизнь, понимаешь? А не какие - то засохшие мазки.

Эти слова кольнули девушку в сердце, ей снова захотелось оправдаться, сказать, что она не нарочно оделась так откровенно, что это вышло случайно, она даже вскинула глаза, но глянула на миллиардера и вдруг поняла, что все это бесполезно, ее, видимо, окончательно записали в распутные особы и тут уж ничего не поделаешь.

И, тем не менее, где то в глубине душе она все же надеялась доказать, пусть и не сейчас, что пришла на конкурс не голые ляжки показывать, а свой голос, именно им она собиралась покорять жюри и публику.

Сосед все так же внимательно глазел на нее, и, кажется, понимал ее замешательство по своему:

— Ладно, - наконец кинул он скомканную салфетку на стол. - Поехали.

— Куда? - Спросила Катя.

— Ко мне домой

— Зачем?

— Смотреть «Маки».

— Какие еще «Маки»?

— «Маки» Моне, или тебя какие — то другие маки привлекают?

— Вы что, копию заказали?

Толстосум щелкнул пальцами официанту.

— Копий не держим, - серьезно сказал он Кате.

IV.

— Саша, я была у Глеба... ну, у того мужчины, что я тебе говорила.

— Ты спала с ним?

— Да.

Юноша поднес кулак к своему носу, задумчиво скосил глаза и долго смотрел в асфальт, вспучившийся трещинами, из которых торчали травинки. Потом поднял очи, в них была такая нежность и надежда, что девушка оторопела.

— Катя, я понимаю, ты хочешь продать себя, тебя уговорили, но у тебя не получится.

— Почему?

— Ты не такая. Да, тебя пытаются втоптать в грязь, но она к тебе не прилипнет, ты чистая, ты светлая, я люблю тебя. Не уходи, я буду учиться, буду работать, я многого достигну, я сделаю тебя счастливой.

Это была настоящая мука. Изменщица ожидала чего угодно - скандала, оскорблений, возможно даже рукоприкладства, но эти телячьи глаза с ресницами, эти опавшие плечи, это было невыносимо.

— Господи! Ну, что ты сделаешь, ты, сирота, у которого отца даже нет, - выпалила подруга первое, что пришло на ум, лишь бы прекратить эту пытку.

— Нет, нет, - качал головой отвергнутый влюбленный, - я прижму тебя к себе, сберегу, согрею, спасу от любой беды, я буду дышать тобой, жить тобой, пойми, я умру без тебя, у меня без тебя нет никаких сил жить, без тебя я даже цвета не различаю.

— Саша, ты ненормальный? Говорю тебе, я люблю другого.

— Люби, только не бросай меня, я полюблю и его, у меня полная грудь любви, ее на всех хватит. Я всех люблю, я весь мир люблю, если в нем есть ты.

— Господи, да я замуж выхожу, ты слышишь или нет?

— Чем, чем, он лучше меня?

— У него хуй, а у тебя хуек, теперь ты понял, придурок?

Девушке хотелось кричать, плакать, унизить, обидеть, искусать этого недотепу Сашу до крови, к такой адской плавильне чувств она точно не была готова, и ей бы теперь разреветься на весь белый свет, у нее даже промелькнула мысль, что сейчас хорошо бы затянуть какую — то страшно тоскливую песню, выпеть себя до донышка, да не было микрофона.

— Уйди с дороги, блаженный! - Толкнула красавица незадачливого кавалера и пошла по аллее, не видя дорожки, - ты замучил меня своею любовью. Иди, лечись! - Крутнувшись на каблуке, крикнула она на прощанье.

— Катя, Катя, ты слышишь меня, постой, посмотри на меня, ты обещаешь подумать, обещаешь?!

— Хорошо. Я подумаю.

V.

Тогда, в ресторане удачливую конкурсантку насторожила стремительная динамика событий. Девушка не ожидала такого быстрого приглашения «на хату», да, она растерялась, замешкалась, ее могущественный покровитель принял это за отказ, он был деликатен, не настаивал, но от своих намерений конечно же не отрекся. Он засыпал прелестницу звонками и легкомысленными сообщениями, несколько несоответствующими его статусу и возрасту.

Красавица понимала, что всерьез вскружила голову большому человеку, но как вести себя в этой ситуации, какую выбрать стратегию, она не представляла. Она никак не могла решить для себя, из — за чего она продолжает общаться с ним, ну, действительно, не из — за того же, что он ей симпатичен как мужчина, так неужели все таки потому, что он так богат и может открыть дорогу в шоу — биз?

А этот оркоГлеб все зазывал ее то в ресторан, то на прогулку, то в путешествие, то к себе домой, и, в конце — концов она согласилась, ведь ей так хотелось увидеть «Маки».

Впрочем, это скорее было неуклюжим оправданием для самой себя, ведь поклонница совсем не верила, что может вот здесь и сейчас увидеть шедевр своего любимого художника в доме у какого — то пусть и знатного, однако далеко не всемирно известного человека.

Она поддалась на уговоры, хотя и целиком понимала смысл такого визита. Да, она согласилась, ведь в ее прекрасной головке вдруг мелькнула одна замечательная мысль: «А может, это и есть тот самый повод доказать, что я не такая»?!

Глеб подхватил Катю в свою машину у схода на набережную, он был один, без телохранителей и спутников, и для его гостьи это было большим облегчением. Демократично одетый в бежевые шорты и бирюзовую футболку, он явно хотел подмолодиться, но этот светлый гардероб не освежал его, а старил, впрочем, это его не портило, его уже трудно было чем — то испортить, а открытые части тела даже придавали ему какой — то слегка притягательной, самцовой матерости.

В салоне, наедине с чужим мужчиной, наша скромница робела пуще чем в ресторане. Еще и машина была какая -то страшно дорогущая с пышными креслами и со всеми иными наворотами, и это тоже почему — то давило на студентку. Ей казалось, что она летит в НЛО, черти куда, на край земли, к черту на кулички.

И спутник, как назло был молчалив и сосредоточен, хотя чувствовалось, что он доволен развитием событий.

— Ты голодна? - Наконец спросил он у Кати. И продолжил, не дожидаясь ответа:

— Тут по дороге есть чудное кафе, там такие круасcаны, о - о, пальчики оближешь, хочешь, заедем, перекусим?

— Спасибо, я есть не хочу, - тихо сказала Катя.

— Фигуру блюдешь? - Усмехнулся попутчик, - фигура у тебя чудная, ноги, бедра, талия, груди, глаза. Ты настоящая красавица, Катерина. Я в жизни еще таких не видел.

— А ваши жены что, были некрасивы?

— Все красавицы, каждая по своему. Я поклонник индивидуализма в образах, вот и ты поразила меня своей особой красотой, своей оригинальностью. Ты четко прописана в потоке, тебя раз увидишь и уже не забудешь.

Глеб накрыл своей рукой руку Кати, лежащую у нее на бедре и тихонько пожал:

— Спасибо тебе!

— За что?

— За то, что ты со мной. Я ведь жизнь прожил, словно по лесу прогулялся - то жертвой был, то охотником, а так чтобы какой — то настоящей любви найти, этого не получилось.

Жены жили свою жизнь, я — свою, как — то все порознь.

— Все стервами оказались?

Мужчина, кидая мясистый руль то вправо, то влево, искренне расхохотался:

— Ну почему сразу «стервами»? Нет, конечно, они прекрасные люди, у нас общие дети. Уж поверь, заводить наследников с кем попало я бы не стал. Тут скорее я не соответствовал, все чего то искал, куда -то ехал, летел, а такого, чтобы остепениться, оглядеться, такого не было. Все хотел за горизонт успеть, а что счастье у меня внутри, что его лишь разбудить надо, этого не понимал.

— Стойте, стойте, остановите машину! - Вдруг встрепенулась студентка, ей показалось, что на остановке стоит Саша, но она поняла, что ошиблась и сникла, а ее автолюбитель давил на газ, как ни в чем не бывало.

— Ну с тобой, я уверен, мне повезет, а, Катюха?! - Хохотнул этот пожилой гусар, - пойдешь за меня?

— Счастья не можете найти, а жен по внешней красоте выбираете. А так ведь легко ошибиться, а вдруг я снова не та?

— Нет, похоже, я на этот раз не ошибся, ты не только красива, но и умна.

— Вы всегда своим потенциальным женам такие смотрины устраиваете - фестивали, конкурсы, концерты, типа нашего дефиле, или это ноу — хау в вашем матримониальном процессе? Слетится стайка девочек на сцену, а из за кулис торчит ваш орлиный глаз, высмотрит, и цоп самую яркую.

Миллиардер глядел на дорогу, он думал и вдруг сказал:

— А хочешь, честность за честность? Видишь ли Екатерина, мужчины так устроены, что сначала отмечают женщину по красоте. С нашей точки зрения, красота, это обязательный атрибут, ну, как, например, для вас - женщин - кошелек в мужчине, то есть, обязательное условие. Это не я придумал, исстари так повелось. Вот так мужик и ищет почти наугад, хватает красивую, а уже потом надеется отыскать в ней разум, душу, какие — то правила, принципы, характер.

И вот теперь скажи ты мне, не будь я богат, не будь у меня того самого кошелька — эквивалента вашей красоты — ты бы со мной поехала?

— Скорее всего, нет. Мы бы с вами вряд ли бы даже и встретились.

— Последняя фраза, пожалуй, была лишней, но, будем считать, что равноценный обмен любезностями состоялся.

Дорога плавно ложилась под колеса, сходясь и расходясь линиями разметки. Тяжелая иномарка шла ровно, не качаясь, казалось, что она стоит на месте, а земля летит ей навстречу, мелькая по сторонам столбами, остановками транспорта, мостами, реками, полями, опорами электропередач, рекламными щитами, фонарями, другими машинами, заправками, светофорами, вышками сотовой связи и разными поселениями. И лишь высокая и острая колокольня какого — то белого монастыря неизменно торчала вдалеке справа, над долинами и озерами, среди зеленых холмов, лесочков и лужаек и тоже стабильно оставалась на месте, лениво проворачиваясь вокруг своей вертикальной оси, а наши путешественники как бы объезжали ее по широченной дуге.

Прока проехали город, пока выехали из него, потихоньку начинало смеркаться, и далекое Солнце уже наполовину ушло в горизонт.

Катя не думала, что ее знатный поклонник живет так далеко и теперь волновалась, как она будет добираться домой.

И вот, наконец, дорога свернула с основной трассы, пошла в лес, перевалила через один пригорок, другой, сделала два — три поворота, и машина остановилась у какого — то просторного и крайне амбициозного строения. Лесная гостья поначалу приняла его турбазу или гостиничный комплекс, но это был особняк олигарха и располагался он прямо посреди березово — елового леса. Тут не было никаких заборов и ограждений, крыльцо - и сразу природа: трава, деревья и, кажется, озеро - его зеркало поблескивало меж темных березовых стволов, оттуда тянуло свежестью, и туда вела отдельная, мощеная камнем тропинка. Впрочем, в дорожках тут было все, их нехитрые узоры пестрели по всей видимой площади поместья.

Едва смолк двигатель, в окнах первого этажа зажегся свет, к автомобилю вышли два мужчины и женщина, видимо прислуга, и стали доставать какие — то вещи из багажника.

Глеб Олегович разминался на траве, а его гостья окидывала взглядом дом. Выполнен он был в образе огромной, брутальной избы из корабельной сосны с кованными фонарями на цепях:

— Вы тут живете? - Невольно вырвалось у Кати.

— Иногда, - усмехнулся спонсор.

— Просто я не пойму, это дом или гостиница?

— Пожалуй, дом, - почему — то немного подумав, ответил миллиардер.

VI.

Подробно описывать его хоромы нет особого смысла, здесь был тот же набор обязательных атрибутов, которые можно встретить в особняке любого, современного богача: просторные залы, витражи, камины, дорогущая мебель, витые лестницы с кованными перилами, фонтаны, зеркала, скульптуры, люстры и неизменные охотничьи трофеи над каминными решетками, в виде голов крупных, диких зверей - словом, всякого кричащего, безвкусного барахла - на миллионы долларов, но была в этих апартаментах одна комнатка, которую можно было бы назвать особенной. И это была картинная галерея!

Работы известных мастеров самых разных школ, включая Луккано — пизанскую и Умбийскую, были собраны здесь и представлены так доступно и зримо, что Катя даже растерялась.

А в самом углу на стене, на значительном возвышении, мягко подсвеченная специальными фонарями, словно бы светилась изнутри та самая, заветная картина Моне «Маки», и к ней зачем — то даже вела какая — то особая изящная стремянка:

— Это она?! - Прошептала одними губами зачарованная гостья. Она не верила своему счастью и то и дело недоверчиво поглядывала на владельца.

— Смелее, Катерина! - Указал рукой на стремянку Глеб Олегович, а когда гостья несмело ступила на нее, стал поддерживать красавицу руками за бедра, забираясь ей под юбку глубже, чем следовало бы.

— Как же так? - Чуть не свалилась девчонка с верхотуры, внимательно всмотревшись в полотно под бронированным стеклом, - как же оно могла тут оказаться?

Хозяин поймал сомлевшую визитершу, поставил на паркет:

— А очень просто, - пожал он плечами. - Моне написал, я купил. Вот и все дела.

Тут же в галерее возник слуга с подносом, на нем дымились ледяным дымком два голубых фужера с Шампанским:

— А не выпить ли нам, а, Екатерина?! - Удовлетворенно потер руки ее змей искуситель и лукаво подмигнул.

— А за что? - Тихо спросила Катя.

— За Моне, конечно. Или ты считаешь, что старик не достоин нашего тоста?

Волнение того дня, дорога и коварное вино с пузырьками сделали свое дело, едва отпив, Катя увидела как вся эта галерея с ее шедеврами, цветной витраж в куполе пололка, двери, стены, светильники, весь этот мир, качнувшись, пошел колесом, и ее ноги подкосились, Глеб снова подхватил ее на руки, и откуда — то сверху ужалил ее своим первым откровенным поцелуем прямо в губы.

Катя как могла отбивалась, она хотела сказать, что она не такая, что она не за тем приехала сюда, что у нее есть жених, что ей хочется посмотреть и другие картины, и вообще ей надо домой, но, чем отчаяннее она сопротивлялась, извиваясь в руках своего мучителя, тем решительнее и настойчивее он был, она вязла в нем, как муха в паутине, а он запускал руки все глубже в самые потаенные места, применяя где опыт, где силу. Но меж тем он не насиловал ее, и она это чувствовала, он то ли кусал, то ли целовал ее в самые ее отзывчивые эрогенные зоны, в самые сладкие узлы и сплетения, он буквально обезоруживал ее точными ударами и касаниями языка, как змея ядом, он раскрывал ее как коробку с презентом, и она раскрывалась, как Божья коровка, прогретая Солнцем, чтобы взлететь.

Он что — то говорил ей, что то втолковывал, она никак не могла сосредоточиться и понять что, это было что — то страшно пошлое, но в тоже время жутко приятное, нечто, что адресовывалось к самому ее женскому естеству, в самые ее глубины, и это естество напрямую откликалось и отвечало растлителю. Плавясь в жарких объятиях этого упыря, млея от его ненавистных поцелуев, то и дело теряя детали своей одежды, уже полураздетая с голой грудью и белыми ляжками, Катя впервые в жизни почувствовала себя самкой, похотливой самкой, не девушкой, не женщиной, а именно самкой и ни чем больше, которую отъебут здесь и сейчас, оплодотворят и отпустят.

И она уже ничего не сможет поделать. «А как же, Саша?» - пронеслось в ее хмельной, кудлатой голове, распатлаченной борьбой, но она уже не могла сопротивляться, этот мерзавец опоил ее и возбудил. Она чувствовала острую боль в сосках, завязавшихся в тугие узелки, и с ужасом понимала, что возбуждена, что ее голые ноги, плечи, ягодицы, лобок и сама вагина, это уже не причина для стыда, это ее гордость, и ей бесконечно хочется сверкать своими прелестями и упиваться своей наготой.

Подобного микса мыслей и чувств она не испытывала ни разу в жизни. Ах, девушки милые, никогда, никогда, никогда не пейте вы холодного, игристого в особняках у одиноких богачей!

А этот мерзавец сграбастал голоногую гостью в свои ручища, совместно со всеми ее одеждами, и она сама на поняла, как оказалась в шикарной спальне с золотыми светильниками на стенах.

Хозяин лег спиной высоко на подушки, теперь он был в ярком, песочном халате, Катя даже не поняла, когда владелец дома сменил наряд:

— Раздевайся, - сказал он подруге, и та сбросила с себя остатки белья. Мужчина тоже раскинул полы своих одежд. Его член, взбодренный неравной схваткой, стоял.

Гостья оценивающе окинула его взглядом, и ее естество откликнулось новым, более глубоким приливом возбуждения.

Ноги богача, согнутые в коленях, были высоко подтянуты и раскинуты максимально в стороны на крутых подушках, крупный, крепкий член, выгнутый от основания, торчал вертикально вверх, венчаясь тупой головкой, с натянутой под ней уздечкой. Тяжелые яйца, мясистой гроздью свисали в промежность, перекрывая анус и слегка шевелились в своем морщинистом, обсыпанном седой, жесткой волосней мешке.

Этот мерзавец, кажется, наслаждался от самой своей наготы и от вида бесстыдства этой развратной певички, он держал себя руками за колени, как бы показывая ей себя и то и дело блаженно опускал веки.

— Вы позволите? - Указала Катя пальчиком на свою сумочку, и нувориш вопросительно поднял бровь.

Гостья распотрошила противозачаточную таблетку, ввела в свою вагину.

Этот орк все так же внимательно и с какой — то иронией смотрел на нее.

А что тут такого? Ну да, она носила с собой на всякий случай, все порядочные девушки так делают, и вот этот случай настал. Вот только стоило ли так скромничать, Господи, да ломать всю эту комедию?

— Ну, иди сюда, - поманил ее пальцем любовник.

— Не — а, - игриво покачала наложница головой.

— Иди, а то я тебя накажу.

— Ой, боюсь, боюсь, - виляла попой прелестница, мягко петляя ножками.

Надо было иметь железные нервы, чтобы тут же не засадить ей своего скользкого и зудящего, но мужчина крепился, ему нравилась эта игра. Обвальное обрушение хрустальных скромниц неизменно волновало и радовало его. И чтобы - с грохотом, ярусами и струями, и осколками по паркету - в самые дальние уголки.

Нагая вокалистка скользила по мозаике, и вагина, расположенная высоко где — то под самыми поджарыми ягодицами, уже предвкушала игру по взрослому, она томилась.

И вот Сашина невеста встала коленями на постель, пошла по ней, подобралась к члену, преданно заглянула в глаза спонсору, привычными движениями заправила волосы за ушки и жадно погрузила головку в рот и обожгла своими горячими губами так, что растлитель вздрогнул.

У Кати было такое ощущение, что ее отстегали розгами, ее ягодицы зудели, и ее тянуло начать унимать этот зуд именно страстным минетом, перед переходом к чему — то более глубокому и исконному, и она с упоением сосала этот член бесстыже и аппетитно, распаляясь все больше.

Мужчина с одобрением глазел на нее, порой, как — то по обезьяньи состроив губы трубочкой, он собирал руками волосы любовницы у нее на макушке и плавно подмахивал ей, аппетитно причмокивая все теми же губами.

Нетерпение партнеров стремительно нарастало, и когда оно стало совершенно нестерпимым, эта гибкая сучка, взлетела на ноги, встала спиной к своему блудодею, и максимально разведя колени, буквально нанизалась на его пылающий член.

Обоих пронзила молния наслаждения, сучонка вскрикнула, а ее ебарь зашипел и ощерился как от боли. И началась эта пошлая игра со стонами и криками, и смачными шлепками ягодиц по лобку.

Бесстыдница никогда не думала, что быть самкой это так сладко, процесс поглотил ее целиком, и каждый удар, каждый толчок, густо рассыпался белыми углями блаженства где — то у нее внутри, застилая дымом беспамятства ее одуревшие мозги.

Опытный мужчина нарочно выбрал такую позицию, заставив любовницу саму добывать свой оргазм, и она старалась, уж как она старалась, из кожи вон лезла, уже видя где — то вверху свое седьмое небо в молочных облаках, с нежной синевой и горсткой ярких звезд где — то с самого краю.

Озверевшая вагина заглатывала его целиком, всасывая чуть ли не вместе с яйцами, партнер уже сам вовсю наддавал, предвкушая где — то под горлом выход спермы, и резко действуя навстречу друг другу, они вдруг поняли, что разрядка, так долго томившая и мучавшая их, близко, и неожиданно оба присмирели.

Но оргазм властно догнал и накрыл их, снеся своим цунами все их мысли и чувства, причалы, флоты, улицы и целые города, поднимаясь и клубясь всеми своими волнами, даже выше того неба, что видела Катя, разлетаясь брызгами далеко - далеко за пределами этих гостиных и спален, подчинив их лишь единственно верной и безусловной своей глубине, где они теперь тонули, плавали и колыхались, невесомые как медузы, в полном безмолвии, созерцая зеркальные пузырьки подводных течений и забавно отражаясь в них своими умильными рожицами.

Кате никогда не было так хорошо. Она лежала растрепанной головой на шершавой, вздымающейся как нос корабля груди у этого Глеба и тихонько смеялась от счастья:

— Чего ты смеешься? - Свел он зрачки в самый низ своих глаз на ее голову.

— Просто хорошо. Посмотри, красивые у меня пальцы? - Выгнула и подняла она руку.

— А я без очков не вижу ни черта.

— Жаль, все говорят, что у меня красивые руки.

Потом они молчали, а потом Катя вдруг приподнялась, опершись локтями о его грудь:

— Скажи, а тебе совсем не нравится как я пою?

— Не знаю, я не слышал.

— Как, а конкурс?!

— Я его смотрел на мониторе без звука.

— Я обижусь.

— Господи, вот далось тебе это пение. Ну что ты всю жизнь хочешь скакать по сцене, скитаться по гостиницам и ругаться с гримерами?

Нет, такая жизнь не для тебя.

— Но это моя жизнь.

— Я тебе дам другую, богатую и спокойную.

— Я думала, что я сама буду решать.

— Теперь решать буду я. И хватит об этом... Кстати, «Тюльпаны» теперь твои. Мой подарок.

— А хочешь, я запою от счастья?

— Вот только этого не надо, - скривился как от зубной боли миллиардер. - У меня аллергия на фальшивые ноты.

VII.

В сентябре на университетском мраморном крыльце Катю поджидала пожилая, скромно одетая женщина. Завидев девушку, она торопливо выступила ей навстречу, поправила тонкими пальчиками синюю косынку на висках. Новоявленная невеста олигарха узнала в ней маму своего бывшего жениха. Поздоровались. Женщина явно была взволнована:

— Катюша, скажи, ты ушла от Саши?

— Да, мы расстались.

— Как же так, мы же уже считали тебя своею, я тебя и ватрушки научила печь.

Несостоявшаяся невестка невольно усмехнулась, а ее собеседница оживилась:

— Катенька, не бросай его, умоляю. Он вены резал, ели откачали. Он без тебя погибнет, ты же его знаешь.

— Не погибнет, найдет другую.

— Ну ты можешь хотя бы поговорить с ним, надо бы не так резко хотя бы сейчас, когда он такой слабый.

— Я вам что, нянька? - Психанула молодая гражданочка.

— Катя, он очень переживает, он белый весь.

— Ха, прямо как Лунный камень, скажите еще, что у него огонек горит внутри.

— Катя, не уходи, я тебя еще блинчики научу жарить.

— Нет, вы оба ненормальные, пропустите меня, я пойду. Оба не в себе, что вы, что сынок ваш. Идите, лечитесь.

Вот связалась — то, Господи!

А уже в конце сентября, да, кажется 28 числа, Глеб Олегович привез Катю к ней домой, в ее многоэтажку на улице Лавочкина. У мамы невесты как раз был День рождения, и молодые приехали поздравить ее.

Когда пара покинула машину, от стены соседнего подъезда отделилась худая фигура:

— Катя, - окликнула она спутницу олигарха.

Та всмотрелась — Саша. Он шел как - то неловко, словно боком, странно щурясь, его запястья были замотаны бинтами. Глеб и Катя обменялись взглядами.

— Катя, ты подумала? Ты же обещала подумать.

— А что тут думать, Саша, иди домой.

— Подожди, давай поговорим, мне много надо тебе сказать.

— Кто это? - Строго спросил у девушки ее будущий муж.

— Это мой бывший парень, Александр. Я тебе говорила о нем.

— Слышишь ты, "парень"? - Выступил вперед миллиардер, - вали отсюда, пока я тебе салазки не свернул.

— Не надо, Глеб, - дернула его за рукав подруга.

— Нет, надо, - ковырнул тот локтем и снова выставился перед парнишкой. - Ты что, не слышишь, тебе же сказали, пшел вон.

— Подождите, вы меня не так поняли, я вам не желаю зла, я просто хочу сказать пару слов на прощанье Кате.

Мужчина оценил беглым взглядом паренька, остановил глаза на его раненных руках и пошел в атаку, толкая его его в грудь:

— Гуляй, щенок, ты что, не понял, кто я?!

— Глеб, не смей, - уже почти плакала девчонка.

Олег отступал задом, все еще пытаясь через голову конкурента глядеть на любимую, и тут соперник внезапно ударил его кулаком в висок, мальчишка едва не потерял равновесие, он схватился за ухо, из которого потекла кровь.

— Так тебе понятнее, обглодыш? Лови еще!

Нападавший снова замахнулся, и тут случилось невероятное, Александр, крутанувшись циркулем, ударил его ступней точно в скулу. Он как — то не успел рассказать своей любимой, что с семи лет занимался каратэ и имел пояс. Да просто не хотел хвастаться.

Соперник упал спиной на бордюр и теперь неловко, словно майский жук, ковырялся, пытаясь подняться.

— Олег, ты с ума сошел! Ты убил его! - Визжала вокалистка.

— Я не виноват, он сам полез, - опустил юноша руки.

Убить своего обидчика он не убил, но, похоже, вырубил основательно, тот все также беспомощно елозил хребтом по бордюру и изрыгал проклятия:

— Ну, ублюдок, подожди, я встану и тебя достану. Тварь, мразь, ты на кого руку поднял? Ты у меня этот день на всю жизнь запомнишь, сука!

Катя суетилась вокруг жениха, не зная как ему лучше помочь, забегала о спереди, то сзади, тянула то за руки, то за ноги, наконец упала сама, поднялась на колени:

— Что стоишь, столбом, помоги! - Крикнула она парню.

Тот склонился над соперником, и, схватив за грудки, встряхнул и с усилием поднял его короткую тушу на ноги. Руки как плети висели вдоль тела пострадавшего, он все еще захлебывался матами, Олег подтянул его ближе к самому своему лицу, заглянул в его глаза и вдруг. .. поцеловал в самые губы.

Затем осторожно опустил его обратно на бордюр, нащупал его очки, посадил ему на нос, поправил и сказал:

— Перед дракой очки лучше снимать, стекла могут поранить лицо.

Потом сверху снова посмотрел поверженному противнику в самые глаза.

Он разглядывал будущего мужа своей любимой не моргая, как родного человека, которого очень долго его не видел — с интересом, любовью, и нежностью. И эта искренняя нежность потрясла Катю.

Она сидела, нескладная, как кукла на голом асфальте рядом со своим Глебом, не чувствуя, как огромный холод всей осенней земли тянет из ее маленького тела его живое тепло.

Она долго глядела во след Саше, потом разжала свою руку - в кулачке был белый камешек, тихо светящийся изнутри, словно в нем горел ультрамариновый огонек.

Какие — то люди бежали к подъезду, вдалеке надрывно выла полицейская сирена, стремительно приближаясь.

«Отыщи мне Лунный камень,

Сто преград преодолей,

За горами, за морями,

В древних кладах королей.

Что приносит он несчастья,

Врут, счастливый камень он.

Раздели Луну на части,

Между теми, кто влюблен»...

Мои новые улетные истории - только на Бусти https://boosty.to/oxisslaif